Канон Равновесия
Шрифт:
— Откуда вам стало известно о случившемся? — все-таки рискнул спросить Рейнан несмотря на то, что в присутствии виртуоза-химеролога его пробирал мороз.
— Любое сущес-ство ос-ставляет с-свой с-след в мире. А уж такой, как твой отец-с — тем более. Умеющим с-слушать этого дос-статочно.
Охрана перед шатром лязгнула секирами, перекрывая вход.
— С чужими не велено, тайро, — прогудели димовы молодцы смущенно.
— Вон! — рыкнул даэйр, злобно оскалившись, и хлестнул обоих крыльями. заставляя отступить.
Повелительным взмахом крыла Харш разогнала лекарей, шугнула мешавшего Рея и склонилась над раной сама. Ритуальный атам разворотил ребра и чуть не вырвал сердце. Еще бы на четверть пальца левее и…
Вновь, как когда-то давно на Акрее, она вздрогнула, поняв, что пациент в полном сознании и ни снотворное, ни потеря крови на него не действуют. Кхаэль скулил, невидящими глазами уставившись в потолок, и не дергался лишь потому, что его держала магия Хранителя Воздуха. По другую сторону от алден, даже не подумав сойти со своего места, орудовал пинцетом Янос Джанрейв — руки по локти в крови, по вискам катится пот, лицо застыло каменной маской.
— Раньше почему не сообщил? — шепотом бросила она, от напряжения даже перестав шипеть.
— В бою не было времени, — хмуро каркнул он. — Я не обязан был выкраивать его еще и на тебя.
— Ктэш-ш хорош-ший, — прошипела она на ухо своему творению, погладив сухой рукой по голове. — Ктэш-ш потерпит еще немного. А ты отойди и отдохни, пернатый. У тебя дрожат руки.
Янос глухо и недовольно заклекотал, взъерошив перья, но все же отступил ненадолго — алден была права. Она перехватила его работу несколькими быстрыми и точными движениями. Сыпались короткие лающие приказы вполголоса, сновали туда-сюда руки. Не было времени на споры и взаимную неприязнь.
— Подержи сердце!
И надо осторожно подсунуть кончики пальцев и приподнять тончайшим щупальцем телекинеза хрупкий орган, чтобы напарница могла добраться до поврежденных сосудов и тканей.
Держи, птица, держи, пока за стенками шатра сходит с ума от страха весь кхаэльский род. Одно на волос неверное движение — и друг твой сгинет…
И брат с сестрой сидят у костра неподалеку и ждут.
— Как он? — еле слышно уронила Рысь. Голос был сухой, ломкий. Глаза безразлично смотрели в одну точку в пламени. Руки бездумно гладили холодное лезвие меча.
Ответом было приглушенное рычание пополам с матом.
— Плохо, — наконец буркнул Рей, закусив клыками губу. — Я боюсь, он может остаться зверем… если выживет.
Илленн со свистом выдохнула сквозь зубы, так что подошедший к костру воин вздрогнул, но все-таки рискнул обратиться:
— Моя Элья, у меня для вас новости. Мы нашли возможного предателя — прятался в пещерах неподалеку.
Княжна взвилась на ноги сжатой пружиной. Делать, делать, неважно, что. Лишь бы не думать о криках за спиной. Почему он не теряет сознание?..
— Веди!
Кхаэль молча поманил за собой. Она быстрым шагом
Он валялся далеко от командирских костров, на самой окраине лагеря, под охраной четверых дюжих ребят. Ничем не примечательный, темноволосый и худощавый, в мятой изношенной одежде. Разве что глаза казались неестественно светлыми, почти белесыми. Димхольдовы молодчики спутали его так, что и с посторонней помощью не больно споро сбежишь. А уж самостоятельно…
Илленн присела подле пленника и повернула к себе его лицо, чуть впившись когтями в подбородок и вглядываясь в неприятные человечьи глаза. Его мысли панически метались и были внятны ей до отвращения.
— Нимхор?! Зачем ты поступил с ним так?! Что он тебе сделал?
Но, не дождавшись устного ответа, встала и отвернулась.
— Передайте всем, что завтра на рассвете я буду судить предателя, забывшего наш кров и нашу дружбу.
Девичий голос неожиданно резко зазвенел металлом, и гвардейцы только молча кивнули, прикрыв светящиеся в темноте глаза. Илленн канула в ночную мглу и краем лагеря вернулась к брату, избегая освещенных мест. Ей не хотелось никого видеть.
— Это он, — буркнула кхаэлья на молчаливый вопрос Рейнана. — Я заглянула в его память. Эти твари даже щитов не удосужились своему подельничку поставить!
— Одной мразью на Кхаалете станет меньше, — вздохнул даэйр.
Рысь поворошила палкой рдеющие угли, подбросила на них хвороста и снова уставилась в проснувшееся пламя. Оттуда то и дело высовывалась недоуменно-жалобная мордочка Фирхэ, но тут же пряталась обратно, чуя настроение хозяйки.
— Почему, Рейю? Почему они так с нами? Отец дарует им дружбу — а его в ответ предают. Предлагает союз — а в ответ они объединяются против него, хотя не доверяют даже друг другу.
— Они люди, Иль. Человек боится того, чего не понимает, и не понимает то, чего боится. Когда волки или тхарги начинают нападать на селения — они тоже не выясняют, какая именно стая это сделала. Они собираются и устраивают облаву на всех без разбору хищников в округе. Им всегда нужен какой-то внешний враг, чтобы чувствовать себя правыми в том, что творят. Только человек убивает себе подобных ради того, чтобы доказать кому-то свою правоту. Только человек считает себя венцом творения и готов ради призрачного «спокойствия» изничтожить все, что не похоже на него. Иногда клыки и когти — достаточный повод, чтобы счесть нас угрозой.
— Но ведь такие же люди веками живут бок о бок с нами. Вон, у костров сидят люди! Такие же как те! Почему они уходят и предают? Ведь они с детства видят и знают нас, играют с нашими детьми. Нимхор каких-то двадцать лет назад бегал по Ареи-Калэн взапуски с рамарэнской малышней!
Она замолчала, сдерживая рвущиеся наружу чувства. Глаза оставались сухими, в них горел лихорадочный бредовый огонь. Еще недавно округло-детские черты как-то враз заострились и стали хищными. Княжну окончательно покинула кхаэльская юность, и котенок уступил место взрослому зверю. Разгневанному зверю.