Кант: краткое введение
Шрифт:
«Чистый разум»
Сточки зрения кантовской теории познания, разум выступает высшей из функций познания, которая суммирует все, что доступно самосознанию. Помимо его роли в формирование суждений, он используется еще двумя способами: в «практическом» смысле и при построении выводов. Практический разум не рассматривается как область познания, потому что не участвует в построении суждений (не претендует на определение истинного и ложного). И все же его использование правомерно: я размышляю о том, как поступить, а мои действия являются законным продуктом этого размышления. Вывод, процесс построения логических последовательностей суждений, тоже правомерен. Однако в отличие от процесса познания он не использует выработанных им самим концепций (вывод,
И только когда в процесс мышления вступает чистый разум, нас начинает одолевать «логика иллюзии». Чистый разум отличается тем, что пытается составлять суждения из самого себя, пользуясь не понятиями, а «идеями», из которых вынуты все эмпирические условия. «Диалектика» — это логика иллюзии, потому что она неизбежно ведет к ложному и противоречивому. Эта тенденция к ложному не случайна, а внутренне присуща ей. Для разума невозможно пытаться познать мир через «идеи» и избежать ошибок, которые ожидают на этом пути. Эти ошибки уже совершены в тот самый момент, когда мы оставляем познаваемое царство опыта и отправляемся исследовать лежащий вне его «безусловный» мир. И точно так же нет возможности попытаться избежать этого бесполезного путешествия в трансцендентальное. Сама наша точка зрения на мир порождает «идею» о том, что можно увидеть мир вне точки зрения. Вот почему мы занимаемся подыскиванием «безусловного для обусловленного рассудочного знания, чтобы завершить единство этого знания» (т. 3, с. 280).
Чистый разум и метафизика
Я уже обращал внимание на очень важное трехчастное разделение Кантом предмета спекулятивной метафизики. В «трансцендентально психологии» разум подает идеи душе; в рациональной космологии он пытается описать мир как «безусловную всеобщность»; в теологии он порождает идею о высшем существе, кото-_рое предшествует трансцендентному миру. Кант примиряет это разделение с традиционными взглядами, заявляя, что «настоящая цель исследований метафизики — это только три идеи: Бог, свобода и бессмертие» (т. 3, с. 299, примеч.). Идея свободы привязывается к космологии на том основании, что все метафизические проблемы, порожденные этой идеей, исходят из веры, что существует нечто — моральный агент — находящийся как в мире, так и вне его. Это одна из важнейших идей Канта, однако к ее обсуждению мы перейдем в следующей главе.
Космология
Иллюзии космологии называют антиномиями. Антиномия — особый род заблуждения, который позволяет из одной посылки вывести утверждение и его опровержение. По Канту, антиномия это не противоречие в чистом виде, поскольку обе его части неверны, потому что базируются на неверном допущении.
12. Кант размышляет над моральным законом, опершись рукой на модель небесного свода
Он назвал «такую противоположность диалектической, а противоречащую противоположность аналитической» (т. 3, с. 391). Кант предложил немало замысловатых доказательств того, каким образом и утверждение и его опровержение одновременно оказываются ложными, но нам, по всей вероятности, нет смысла задерживаться на этих чисто логических упражнениях. Суть их в том, что любая из частей антиномии выводится из ложного допущения. А целью этой его критики было докопаться до ложного допущения и доказать, что оно порождается «идеями» разума. Ложное допущение в случае космологии — мы можем думать о мире как о «безусловной целокупности». Это было бы возможно только вследствие трансцендирования перспективы «возможного опыта» и попытки взгляда на природу извне как на нечто целое. Иллюзорность этой идеи доказывается тем, что из самого допущения трансцендентной перспективы следуют «диалектические» противоречия.
Предположим, например, что я позволю себе порассуждать о целостном мире природы, расположенном в пространстве и во времени. Если я попытаюсь применить эту идею к суждению, то мне нужно будет выйти за пределы того, что я непосредственно наблюдаю, чтобы охватить всю массу объектов опыта. Я должен стать лицом
Похожее противоречие возникает из допущения, что существует объяснение мира как целого. Я могу доказать, что мир причинно самозависим, поскольку состоит из бесконечной цепи причин, связывающих каждый момент с его предшественником. Поскольку идея о начале этой цепочки — идея о первопричине — абсурдна и ведет лишь к вопросу: «Что стало причиной начала?», на который нет правильного ответа. Точно так же я могу доказать, что мир причинно зависим, поскольку его существование вытекает из некого существа, являющегося «причиной самого себя», causa sui. Поскольку если такого существа нет, тогда нет и причины, которая породила бы последовательность природы. В этом случае ничто в природе не имеет объяснения, и мы вообще не можем сказать, что существует что бы то ни было.
Такие антиномии возникают вследствие попытки выбраться за пределы опыта на некую абсолютную точку, из которой можно обозреть всю совокупность вещей (то есть мир, «каков он есть»). Если предположить, что природа это «вещь в себе», то есть вывести из понятия природы ссылки на любой возможный опыт, тогда антиномия получит обоснованное доказательство. Однако противоречие, Которое возникает как результат этого предположения, показывает в первую очередь ложность посылки и таким образом приводит нас к открытию истинной сущности вещей как объектов чувственного созерцания (см. т. 3, с. 269–270). Идея «абсолютной всеполноты» охватывает только «вещи сами по себе» (т. 3, с. 392), другими словами, непознаваемое. Например, понятие причины, которое мы применяем в царстве эмпирических объектов, чтобы установить связи между ними, будучи изъято из этого царство и применено к миру в целом, теряет всякое содержание. Раз оно применено вне эмпирических условий, оправдывающих его применение, оно неминуемо ведет к противоречию.
И все же, утверждает Кант, эти антиномии не следует просто отбрасывать как ошибки, которые легче обнаружить, чем избежать. Породившая их посылка о целостности является одновременно и причиной и следствием всего самого важного в науке. Предположим, мы приняли гипотезу так называемого большого взрыва о происхождении вселенной. Только близорукий человек может счесть, что мы получили ответ на вопрос о том, как начался мир. Что стало причиной взрыва? Любой ответ предполагает, что нечто уже существовало. Следовательно, эта гипотеза не объясняет происхождения вещей. Поиск первопричины уводит нас в бесконечное прошлое. И либо он ничем не завершится (а как в этом случае космология объяснит существование мира?), либо опять же приведет нас к causa sui (а значит, мы оставим вопрос науки без ответа и убежим в теологию). Наука сама толкает нас к антиномии, навязывая нам границы природы. Но как я могу знать, где эти границы, если не в состоянии преодолеть их?
И Кант погружается в замысловатое объяснение антиномий, утверждая, что каждая из двух частей антиномии неминуемо соотносится с рационализмом и эмпиризмом и попутно анализирует различные ошибки философов. Объяснение получилось изрядно сложным и породило не меньше комментариев, чем любой другой раздел первой «Критики». Кантовская приверженность к системе заставляет его сочетать аргументы разной ценности и качества. Однако за этой чрезмерностью скрыт один из наиболее остроумных научных методов, когда-либо вышедших из-под пера философа. Кантовское объяснение вдохновляло таких непохожих мыслителей, как Гегель и Эйнштейн, и мало кто не был поражен уровнем поставленных им проблем. Как все же могу я увидеть мир в целостности? А если не могу, то как это объяснить? Как я могу объяснить существование хоть чего-нибудь, если я не могу объяснить существования всего? Если я во всем ограничен моей точкой зрения, как могу я проникнуть в тайны природы?