Капитан чёрных грешников
Шрифт:
Впрочем, угадать его возраст было непросто, потому что лицо его было полностью скрыто густой, совершенно черной бородой, где, правда, виднелось несколько серебристых волосков — но ведь борода могла быть и накладная, если принять во внимание все странные повадки этого необыкновенного коробейника.
Ясно было, что дорога ему знакома, потому что он ни разу не сбился с тропы, хотя она еле виднелась.
Долина, сужаясь, шла все дальше на север; настал момент, когда она оказалась словно заперта гранитной стеной. Скала в форме усеченного
Коробейник остановился. Он сел на камень, поставил короб рядом с собой и снова свистнул.
На сей раз ответ ждать себя не заставил. Он исходил как будто изнутри той скалы, что высилась перед коробейником.
На горных вершинах трепетали первые утренние лучи. Еще не рассвело, но звезды уже побледнели и на востоке небосвода мерцала розовая полоса.
В этом неясном свете коробейник вдруг увидел, как с вершины скалы спускается большой черный силуэт.
В альпийском или пиренейском ущелье можно было бы подумать, что это бурый медведь вышел из берлоги прогуляться по утреннему холодку. Но на Любероне таких опасных обитателей нет, и коробейнику даже мысль такая не пришла в голову.
Черный силуэт колыхался и, казалось, звал к себе, наверх, а был это один из тех людей, скорого появления которых с содроганием ожидал паромщик Симон.
Это был один из Братства черных грешников!
Тогда коробейник встал, взял свою поклажу и, словно серна, метнулся вверх по скале, ловко ставя ноги в неприметные выемки и помогая себе окованным на конце посохом.
Черный брат вдруг пропал. Можно было подумать — он провалился в глубь скалы, внезапно разверзшейся у него под ногами или растаял с первыми лучами солнца, как привидение из легенд.
Коробейник нимало тем не смутился. Он лез дальше, а когда добрался до вершины, перед ним оказалась огромная гуща колючих кустов, буйно произроставшая из расселин скалы.
Тогда он опять остановился.
Огромная борода, скрывавшая лицо, упала, как по волшебству, и первые утренние лучи осветили молодое, горделивое лицо со смуглой кожей, горбатым носом и острыми белыми зубами.
Роста этот человек был среднего, а лет ему было около тридцати. Он раскрыл свой короб, и Симон Барталэ со Стрельцом наверняка немало удивились бы, если бы увидели, какой необычный товар он оттуда достал.
В коробе у него не было ни иголок, ни ниток, ни чулок, ни носков — ничего из того, что бывает в лавочке бродячей коробейника, а был длинный черный балахон с капюшоном и целый арсенал кинжалов и пистолетов.
Коробейник натянул на себя эту одежду, накрыл голову капюшоном с тремя прорезями — для глаз и для рта, опоясался кожаной перевязью для пистолетов и кинжала и в таком облачении вошел в заросли колючек.
Там, подобно тайному входу в преисподнюю, зияла яма, о существовании которой за шесть шагов никто бы не догадался.
Скала была похожа на перевернутую воронку потухшего вулкана; в этот
Через несколько минут слуха нашего таинственного путника достиг какой-то слабый рокот. Сначала казалось, что это ручей журчит по камням. Но вскоре шум стал громче, и уже нельзя было не различить в нем человеческие голоса.
Наконец появился свет — красный отблеск огня.
Коробейник прошел еще несколько шагов и вскоре оказался у входа в подземный зал, посреди которого был разложен большой костер.
Шесть человек, все в одеянии черных братьев, сидели вокруг него. При появлении нового гостя все встали.
— Привет, ребята, — сказал он. — Вот и я. Вернулся из Фрежюса.
— Отлично! — отозвалось несколько голосов.
— Новости привез.
— Какие новости?
— Видели с берега корабль.
— Когда?
— Три дня тому назад.
— Значит, они высадились?
— Наверняка.
— Ура! — грянули все хором. — Значит, пора и нам на дело.
— А капитан приехал?
Коробейник обвел взглядом своих товарищей.
— Нет еще.
— Надо его дождаться.
— Само собой.
— Да ладно! — сказал один из братьев. — У меня все указания есть, можем и начинать.
— Нет, — ответил коробейник, — лучше все-таки подождать.
— Зачем?
Из-под капюшона блеснула белозубая улыбка:
— Для него есть важные вести.
— Правда?
— Я кое-что узнал на пароме Мирабо, теперь, может быть, от этого все у нас переменится.
— Что такое?
— Ну, это его личное дело; пока ему не расскажу, вам ничего знать не надо.
— Политика?
— Политика, не политика… Мы разве не договаривались в нашем братстве, что любое дело у нас — политическое?
— Договаривались.
— Мы просто ловим рыбку в мутной воде, как и условились.
— Ну да.
— А вот не зная броду, в воду лучше не лезть, — мнимый коробейник загадочно ухмыльнулся. — Так что дождемся капитана.
IX
Атмосфера в пещере и так была зловещей, а теперь, после слов коробейника, на несколько минут воцарилась мертвая тишина.
Наконец один из шестерых, сидевших у костра до прихода коробейника, заметил:
— Не знаю, повезет ли нам больше, чем в позапрошлом году, только тогда все скоро кончилось, а тогда и не надо было нас вызывать из такой дали.
— А я, — подхватил другой, — эти места очень плохо знаю. В позапрошлом году я подъехал только под самый конец — а кажется мне, что лучше бы нам было поехать в Бретань.