Капитан идет по следу

Гроссман Марк Соломонович

Отвечая на общие вопросы, он сообщил, что холост, воевал, работает в пожарной охране.

Он хорошо знает семью Бурковых. Надя росла на его глазах, это была в общем милая и славная девушка, только сердце у нее было с перцем.

Муж Нади тоже показался Чернецову достойным человеком. Правда, он видел Николая Сергеевича с другой женщиной, ну, не ему судить.

Возможно, до Наденьки дошли слухи об этих связях и вот — случилось несчастье.

Вчера, возвращаясь с дежурства, Чернецов видел, как Волошин перелезал

через забор. Конечно, это было очень странно, кто помешал бы Николаю Сергеевичу выйти через калитку?

Он, Чернецов, совсем собрался ложиться спать, когда услышал крик Петра Егоровича и поспешил к нему.

— В какое время вы видели Волошина?

— В половине двенадцатого, не позже.

Простившись с Чернецовым, Смолин прилег на диван и задумался. Ему показалось, что сердце бьется слабо и неточно.

«Годы, вероятно, дают себя знать, да и ночь без сна», — думал он вяло, и вдруг ощутил, что это совсем не то, что тревожит его сейчас. Дело было совсем в другом — он совершил непростительную глупость, не осмотрев места убийства.

Александр Романович попытался успокоить себя тем, что все здесь ясно, но почему-то расстроился еще больше.

Ощущая потребность в немедленных действиях, Смолин сел за стол и принялся рассматривать протоколы допроса. В записях беседы с Чернецовым он обратил внимание на фразу, которую записал механически. Пожарник утверждал, что он видел Волошина в половине двенадцатого ночи. А отец покойной сказал, что дочь закричала в начале первого, и именно тогда он, подбежав к забору, увидел темную фигуру убийцы, перемахнувшего через проволоку.

Вероятнее всего, старику это показалось. Но почему Надя закричала почти через час после того, как исчез Волошин? Теряла сознание?

Утром Смолин подъехал к дому Буркова. В квартире было тесно и тревожно: покойную готовили к похоронам.

Смолин попросил у старика небольшую садовую лестницу и направился к забору. Поднявшись наверх, капитан вскоре нашел на проволоке несколько клочков синей костюмной материи. Волошин, перелезая через забор, вероятно, порвал пиджак или брюки.

Спустившись, Смолин развел гипс и механически стал заливать следы белой сметанообразной кашицей.

Вот женский след… вот мужской… вот опять мужской… Что такое?

Смолин оторопело остановился возле глубокого отпечатка на взрыхленной земле огорода.

По профессиональной привычке он обычно запоминал размеры обуви, приметы и особенности людей, с которыми приходилось иметь дело. След, который привлек его внимание, вовсе не походил на отпечатки Волошина. Он был почти вдвое меньше. Может быть, его оставил старик, отец Нади? Нет, у него тоже крупная нога. Не отпечаток ли это Чернецова, помогавшего старику донести Надю до дома? Едва ли. У него сапоги, а здесь — оттиски сандалий.

Пока гипс застывал в следах, Смолин решил посмотреть,

куда ведут эти странные отпечатки.

Идя от передних следов к задним, капитан увидел, что человек, оставивший эту дорожку, сделал несколько огромных, не по росту, шагов. Бежал? Откуда?

Неподалеку от огорода темнело несколько кустов живой изгороди. К ним и привела следовая дорожка.

Между кустами Смолин заметил отчетливую вмятину от тела человека. Чтобы оставить такой след, неизвестный должен был пролежать в кустах несколько часов.

Размышляя над тем, что это все может значить, Смолин вернулся к месту убийства. Осматривая забор, капитан обнаружил на досках две разные пары отпечатков, оставленных грязными подошвами. Одни были длинные и узкие, они принадлежали, конечно, Волошину; вторые — остались от сандалий. Маленькие следы кое-где покрывали дорожку Волошина.

«Странно, — думал Смолин, выбирая из земли застывший гипс, — выходит, Волошину кто-то помогал? Кто?»

Оставив лестницу у дома, капитан тихо прошел в комнату, где лежала покойная. Ему надо было поговорить с отцом Нади, но старик сидел у кровати, смотрел перед собой пустыми глазами, и капитану неловко было его тревожить.

Ожидая, когда можно будет поговорить с Бурковым, Смолин остановился у гроба и молча стал вглядываться в лицо убитой, будто по его выражению хотел узнать все, что случилось там, у скамейки.

Внезапно Смолин нахмурился. Подошел ближе, вгляделся пристальнее: в разорванных мочках ушей у Нади не было бриллиантовых сережек.

По дороге в управление Смолин недовольно морщился: он с самого начала допустил в этом деле не одну ошибку. Вызвав Волошина на допрос, капитан показал ему клочки синей материи, снятые с колючек на заборе.

— Вы не скажете, Николай Сергеевич, что это за обрывки?

Волошин молчал, и на его усталом лице проступили красные пятна. Потом он поднял на Смолина тускло горевшие глаза:

— Вы знаете о моих отношениях с Надей?

— Знаю.

— Ее кто-то стравил со мной. Она получила письмо.

Капитан отодвинул в сторону книгу, под которой лежала карточка неизвестной женщины.

Волошин скользнул по фотографии взглядом и вопросительно посмотрел на следователя.

— Вы не знаете, кто это?

— Нет.

Смолин повернул карточку.

Поэт долго перечитывал надпись.

Наконец Волошин положил фотографию и сказал почти спокойно:

— Я ее никогда не видел.

Поэт закурил, и Смолин заметил, что рукав у него сильно изодран о колючки.

Попросив Волошина подержать руку на весу, капитан приложил к дыркам на рукаве кусочки захваченной в саду материи. И по размеру, и по цвету они полностью совпали.

— Почему вы не хотите рассказать мне, как все было?

— Не хочу. Это касается только меня и Нади.