Капитан. Наследник империи
Шрифт:
– Обидно, понимаю, – сочувственно сказал капитан. Вооружённых собеседников обычно не дразнят, но случай был особый. – А ты ещё погавкай: полегчает.
Оба молчали. В мягкой тишине капитан мог различить звуки движения армий в низине. Будь в Вишве в ходу огнестрел, Немец, пожалуй, и «шахматы» бы начертил… кстати!
Он приподнялся на здоровой руке, сел, неуютно поёрзал – незаметно нащупывая «макаров».
– Даже не думай, – сказал собеседник, не оборачиваясь, – говорил же: я тебе не пацан.
Пистолета
Немец разворошил пальцем одну из прорех. Кожа руки щеголяла безобразным чёрным шрамом от глубокого ожога. Ни малейшей боли, впрочем, капитан не испытывал.
Он вообще чувствовал себя почти прекрасно – если не считать сломанного запястья, – как будто раны, нанесённые ему именно драконом, тут же и затянулись без следа. Но следы-то были на месте – и подозрительно походили на шрамы от ожогов Кави.
Кави.
Эльфёнок? Нет, про мелкого мы подумаем позже. Теперь нужен старший.
Гибель дракона не могли не заметить из лагеря. Судя по звукам в низине, настоящее сражение ещё не началось. Если потянуть время, Содара и Кави наверняка отправят отряд…
– Тебе не холодно, майор? – участливо спросил Немец. – Давай бушлатом поделюсь.
– Земля ещё горячая, – ответил Рябышев, разгребая пепел босой пяткой.
– А в халатике чего?
– А я прямо из больнички, – в тон капитану сообщил майор. – Батаева помнишь?
– А должен?
– Улан-Удэ, СОБР, срочник.
– «Рысёнок»? Помню, как же.
– «Двести».
– Свои, на дороге?
Майор покачал головой.
– В дурке. Сошёл с ума, потом скончался.
Немец настороженно молчал. Рябышев наконец развернулся полностью, и стало видно, что он держит в руке.
Пагди.
Немец молчал.
– Это твой, – сказал Рябышев.
Немец молчал.
– Твой, твой. Батаев, потом ещё двое. Просто подержались.
– Боженька наказал. Грешно чужое брать.
– «Детский сад», говоришь? – усмехнулся майор.
– Уел, – легко согласился Немец. – А ты-то как – тоже подержался?
– Пришлось. Меня ведь тогда только-только заштопали… – Рябышев задрал подбородок, демонстрируя уродливый розовый шрам на горле, – давлю банку, тебя вспоминаю. Кормят через трубочку… комиссовали сразу почти.
«Ах ты, бедняжечка, – подумал капитан, – и чего это я себя замочить не позволил?..»
– Уроды, – сказал он сочувственно, – боевого офицера!..
Рябышев посмотрел на него с такой иронией, что Немец зарёкся льстить майору. Точнее, льстить так откровенно: время-то всё равно надо было тянуть до победного.
Но Рябышев и сам явно хотел выговориться.
– Приходит командир мой, морда в
– И как, убедился?
– Нормально. Эти переглядываются, мол, счастливый ты, майор… я тогда и поклялся тебя всё равно достать.
– Чего вдруг? – удивился капитан.
– А сам не знаю, – искренно ответил Рябышев. – Меч держу – и так вдруг накатило… У меня ведь в жизни этой ничего не осталось: сын сторчался давно, жена… всю дорогу по общагам – кто выдержит?
– От мужика зависит, – философски заметил Немец, вспоминая некоторые личные обстоятельства.
– Ничего от нас не зависит, – жёстко сказал майор, словно искал утешение в этой показной жёсткости, – мы – псы цепные. Наше дело – служить.
– За всех не скажу, – покачал головой Немец, – кто пёс, кто змеюкой вон заделался… а я лично – человек. Вопрос выбора.
– Кожевников мёртв, – неожиданно сказал Рябышев.
Капитан вздрогнул от неожиданности. Кожевников, – тот самый бывший мент из Астрахани, который укрывал его и помог сделать новое лицо, – мёртв?..
– Как?
– А ты как думаешь? – усмехнулся майор. – Большую ты волну поднял, Эдя. След за тобой кровавый.
– Не за мной, – чувствуя, как подступает к горлу металлический привкус, сказал капитан. – Не за мной. Перед вами. Вам, чтоб ногу поставить, надо крови плеснуть – потому что только по крови шагать умеете. За мной-то, может, и трупы… псов ваших, а за вами – пустота. И Чечня, сплошная Чечня кругом.
– Ну вот, – сказал Рябышев, поднимаясь с бревна, – теперь и здесь Чечня будет. Меч бери.
На мгновение капитану показалось, что майор собирается отдать ему Пагди. Но нет – Рябышев носком босой ноги подкинул ему грязные ножны ритуального меча. Немец машинально поднял оружие, рывком встал на ноги. Кисть левой руки отозвалась ноющей болью.
– Я там, в палате, меч взял, – сказал майор, – и всё сразу понял. Всё. А потом раз – в глазах круги синие. И тишина.
– И мёртвые с косами? – поинтересовался Немец, разминая ноги; но Рябышев уже не слушал.
– А потом здесь. Смотрю на вас на всех из-под неба… представляешь? Думаешь, победил нас? Думаешь, одним драконом дело ограничится?
– Хотелось бы надеяться, – сказал капитан, прохаживаясь так, чтобы встать против солнца, – у меня ужин скоро по расписанию.
– Там, здесь. Коммуняки, дерьмократы… эльфы, орки, гоблины… Мне всё равно! Я власти служу. Ты сюда пришёл – испортил всё. А я исправлю. Ты хотел по-своему – а я по правилам сыграю, как положено.
– За орков поиграть охота?
– За власть!
Рябышев с наслаждением выругался, разогревая себя перед дракой. Капитан чуть поморщился. За время своего… – чёртов Кави! – своего анабазиса он успел крепко отвыкнуть от мата.