Капитаны
Шрифт:
Сервиз звенел аристократической утончённостью. И не скажешь, что именно эти фарфоровые чашки с блюдцами и заварником безжалостно рассорили офицерскую пару. Катрине кажется, будто только подуй на сервиз и он рассыпется в прах: настолько воздушным он видится. Она робко протягивает руку и замирает в сущих крохах от искусства.
А если он и правда рассыпется?
Бишоп резко подаётся назад, прижимая ладони к груди. Её сердце бешено колотится.
Служебная рутина приятно утягивает в водоворот заданий и распоряжений, позволяя Кaте ощутить блаженно пустую голову, лишённую на короткий миг
Долгая бумажная волокита сменяется разъездами по отделениям, а под вечер наступает очередь полигона. Рукоятки УПМ ложатся в руки, пальцы переключают контролёры, инстинкты бессознательного улавливают нюансы воздуха, а мышцы наливаются тонусом. Отряд снуёт по полигону, отрабатывая манёвры и сценарии боя. Капитан Дункан муштрует их добрых шесть часов, давая почти не ощутимые перерывы. Под конец тренировок, весь отряд в закатных лучах едва переставляет ноги, пытаясь поспеть за энергичным капитаном, заявляющим: “На переодевание и сборы у вас семь минут. Лейтенанту – пять”.
Катрина утирает пот со лба рукавом рабочей рубахи, провожая Дункана пилящим взглядом. Их игры в “каслалки” были хороши только в благоприятные дни, а не когда всё шло наперекосяк. Однако отряд всё же принимается выполнять. Тщательно обмывшись холодной водой, Бишоп наспех растирается, а затем торопясь влазит в свежую форму, не дожидаясь, пока кожа досохнет. Светло-оливковая рубаха липнет к груди, животу, неприятно пристаёт к лопаткам, белые брюки нехотя ложатся на тело, но выбора нет: пять минут на исходе. Сказав остальным выходить на построение, она вылетает из коморки, где переодевался женский состав. К тому времени Дункан уже “обрастает” компанией начальников отрядов, что также привели своих людей на тренировки.
Для отчёта требуется подойти напрямую к капитану, но оглядев окружение, Бишоп невольно поджимает губы: справа от командира Ханджи стоит не кто иной, как Леви; с флегматичным выражением лица слушает очередную байку от Дункана. Ханджи, напротив, смеётся, подпихивая Аккермана в плечо, будто пытаясь расшевелить друга.
Кaта на мгновение замирает. Глубоко в душе маятник, отвечающий за решения, колеблется и трагически замирает. Одна чаша весов взлетает вверх, оставляя её лицом к лицу с окончательным выбором. Рефлекторно оправив складки мокрой ткани, Катрина направляется к офицерскому собранию. Хоть Зое и командир, но всё же отряд Дункана относится к группе Смита, поэтому общий церемониал Кaта решает опустить и, хлёстко стукнув каблуками, прижимает кулак к сердцу, отдавая честь:
– Капитан Дункан, по вашему приказу отряд готов к дальнейшим распоряжениям.
– Вольно, Бишоп, – отмахивается капитан. Он небрежно шарится по карманам и наконец вручает ей бумагу на их тренировочное обмундирование. – Веди всех к снабженцам и проследи за сдачей УПМ. После – все свободны. – Дункан вдруг хитро косится на Леви. – Может быть, вам есть что добавить, капитан?
Аккерман отвечает сухо:
– Нет. Нечего, – Кaта встречается с ним взглядом и внутренне вздрагивает, замечая то же холодное выражение, что с минуту назад было адресовано Дункану и Ханджи.
“Стало быть, вот так это происходит?” – невольно спрашивает
Слюна предательски становится вязче, а во рту пересыхает – отчаянно хочется сглотнуть; Катрина напрягает ладони, не позволяя себе сжать их в кулаки и сбросить напряжение – всё это равносильно вывешенному белому флагу. Такого удовольствия она ему не предоставит.
Дункан тем временем упорствует, явно положив целью вогнать хоть кого-нибудь в краску. После их с Леви раскрытия перед корпусом почему-то многие считали своим долгом пустить в них шпильку.
– Быть может, хотите сообщить своей ненаглядной, когда вернётесь в гнездышко?
Аккерман даже в лице не меняется. И безразличие ранит сильнее презрения.
– Сегодня у меня сверхурочные, полагаю, я буду сидеть за бумагами до сна в кресле кабинета…
Ханджи снова пихает его в плечо:
– Ну, Леви, что ты как безэмоциональная кукла на шарнирах, во-первых, ненормированный, урывистый и короткий сон – это невероятно вредно, а во-вторых…
Кaта перестаёт слышать, что говорит командир, указывая в её сторону. Быть может, говорит о важности эмоционального интеллекта, а, быть может, уже рассказывает весёлую и познавательную историю, как на прошлой экспедиции они пытались поймать титана живьём. Воздух давит и нещадно холодеет, отгораживая некогда милующихся пропастью, что будто и не пересечёшь.
Катрина почти что раскрывает губы, в отчаянном желании сказать Леви хоть что-то, но выражение его голубо-серых глаз сбивает с неё смелость. Сглотнув, она оглядывается на Дункана:
– Капитан, разрешите идти.
Это становится последней каплей для шаткого равновесия. Бишоп презирала трусость, а сейчас отступила. Хвост поджала, побежала. Весь путь до склада она хмурится, внутренне коря, что не высказала всё накипевшее прямо Леви в лицо. Пусть бы это стало сценой, учитывая людность полигона, присутствие Ханджи и Дункана, но хотя бы сейчас Кaта не терзалась бы от разочарования в себе.
Складовщик отстранённо расписывается в бланке, принимает всё снаряжение и мимоходом прощается. Катрина машинально отвечает, как позже отвечает на прощание сослуживцев. Мысленно она снова прокручивает слова Леви. Раз за разом…
“Может быть, вам есть что добавить, капитан?”
“Нет. Нечего.”
Нечего ему ей сказать. Не-че-го. Чаша внутри неё переполняется от эмоций. На бессчётный раз Кaта вспыхивает, будто спичка. Её вдруг заколотило от осознания, что сейчас она может снова совершить что-то, о чем потом будет жалеть. Однако на момент, когда Бишоп вошла в дом, где квартировал Леви, и влетела в кухню, выбор был уже сделан.