Капитаны
Шрифт:
Они застывают, чувствуя странный мандраж, проходящий рябью по сердцу, что-то сродни предчувствию. Схлёстываются взглядами, играя в гляделки. Где-то вдалеке заводит заунывную песню безголосый пьяница, вышедший на свежий воздух из питейной, кварталом дальше заходится лаем собака. Ветер треплет белёсый платок на шее капитана, касается каштановых локонов лейтенанта.
Кaта почему-то уверена, что Леви не поцелует её первым, быть может, только если она сама его попросит. Однако просить – не в правилах упрямого лейтенанта. Потому она подаётся ближе и замирает почти что у его губ. Свободная ладонь ложиться на форменную рубашку, поверх грудины, и Кaта едва щекотит
Душа распаренным откатом уходит в пятки: всё решиться именно сейчас. Если Леви отстранится, она в жизни больше не упомнит об этом, просто оставит всё как есть. Но стоит женским губам робко едва уловимо коснуться его, как Леви, сжимая её мизинец, подаётся вперёд, навстречу. Накрывая её губы своими. Отчаянно, жарко и в то же время… необычайно нежно. Кaта успокоено и прерывисто выдыхает, позволяя радости наполнить лёгкие до отказа. Бишоп улыбается, пытаясь не уступить в этих нежных касаниях. Поцелуй – не соревнование, но опозориться тоже не хочется.
Кaта в своей жизни целовалась едва ли два раза, и оба – по глупости в кадетском корпусе на глупых игровых посиделках. Тогда вышло плохо. Она зажалась, толком не понимала, что делать, а парень, что намеренно выкручивал на неё бутылочку, измазал её слюнями.
А с Леви… всё иначе. Тревоги нет, опасения и страхи рассыпаются в самом зачатке, ещё толком не успевая сформироваться в сознании. Аккерман на удивление мягок и неспешен: его губы сталкиваются с её в танце, ритм которого угадывается сердцем. На кромке сознания Катрина вдруг вспоминает, как когда-то Нанаба сказала ей, что в поцелуе главное – следовать внутреннему зову и делать то, что считаешь правильным. Урок, который невозможно понять без практики. Однако когда рука Бишоп скользит по серой рубашке к сильной шее, задевая повязанный платок, Кaта расслабленно выдыхает в поцелуй, чувствуя маятный жар, пробирающийся под кожу: сейчас она так и поступала. Как чувствовала, как считала правильным. Так просто и ясно. Так ярко и нежно.
Мужская ладонь чертит касание по щеке, оглаживая скулу, и уходит в кудрявые волосы, лаская кожу. Кaта сдавленно всхлипывает, теряясь в чувствах, когда вслед за этим движением Леви вновь сжимает мизинцы в замок и целует уже глубже: по-взрослому, распаляя и дразня, заигрывая с ловким лукавством.
Аккерман слегка сдавливает нижнюю губу, словно спрашивая разрешения, и сбито цедит разгорячённый воздух, стоит Катрине податься ближе. Он не сдерживается, улыбается: основное правило поцелуя, да и отношений в целом – никакого принуждения. И оттого чувствовать её ответное желание – сродни головокружительному прыжку на УПМ.
Их губы соприкасаются нежно и трепетно, и затяжной поцелуй безмолвно выражает каждому, сколь желанным это было – всё сказанное и несказанное, всё пережитое и прочувственное словно столкнулось, смешалось и явственно разлилось по телам обоих офицеров.
Когда они отстраняются, соприкасаясь лбами, Леви явственно слышит мерный шум затухающего города и её горячее дыхание, которое смешивается с его от трепетной близи. Кaта издаёт глухой смешок и прикрывает глаза, расслабленно улыбаясь. Её нежная ладонь ложиться на его щёку, оглаживая линию скул, чуть задевая губы. Леви чуть отстраняется, любуясь ею, и тихо выговаривает хриплые слова:
– И что это значит, Кaта?
Она распахивает глаза, и чувственность зелёного оттенка заставляет его сердце биться чаще.
– Что мне хочется тебя целовать. Что ещё это значит? – улыбается Катрина. –
Леви молчит. Во взгляде скользит особенная серьёзность.
– “Знак внимания”, – усмехается. У них теперь любой шаг дальше так назывался. – Возможно, это покажется грубым, но я лишь хочу быть честен с тобой, хорошо?..
Подобное заявление вынуждает Бишоп внутренне собраться.
– Я не верю в любовь с первого взгляда, – говорит Аккерман, хмурясь. – Это глупые детские сказки.
– Обнадёжь, хотя бы просто в любовь ты веришь? – фыркает она.
Капитан чуть временит, подбирая ответ. С одной стороны, любовь для такого мира – элемент роскоши, что доступна лишь аристократом за стеной Сина. Она идёт в комплекте с золотой ложкой во рту, беспечным богатством и будто бы исходит из праздности. Но если Леви упомнит свою жизнь, то любовь всё же заглядывает даже в такое забытое древними богами место, как Подземный город. Аккерман поджимает губы: он по-своему любил Изабель и Фарлана, как прагматика-брата и неугомонную сестрицу; любил и сберегал расплывчатые воспоминания о матушке, лелеял тусклые моменты уроков Кенни и даже привязался к Эрвину и Ханджи.
Но Кaта спрашивает о большем. И этим она словно предлагает ему спрыгнуть в бездну, хотя и сама не догадывается, что находится за этим краем. Не знает, однако отчего-то верит в благополучный исход.
Леви всматривается в её глаза:
– Верю, – хриплое слово царапает горло. Он ощутимо выдыхает, видя, как Катрина снова становится мягче: даже блеск в её глазах, отражающий свечи и звёзды, сглаживается. – Я… я не могу сказать, что безраздельно тебя люблю, Кaта. Но я влюблён. И привязываюсь к тебе, потому это чувство во мне лишь крепнет. Я не хочу спешить или давить, поэтому если я предложу… не торопиться и привыкнуть друг к другу, ты не сочтешь себя оскорблённой?
Она моргает. “Влюблён”… Учитывая интонацию, Леви действительно вкладывает большой смысл в это.
Тем не менее, Бишоп щурится:
– Не торопиться говорить “люблю”, но целоваться, я правильно тебя поняла?
Аккерман подаётся вперёд, касается губами её лба, трепещущих век, линии бровей, кончика носа, и лишь потом целует губы. Неспешно, словно закрепляя сделку, утопая в ответной нежности.
– Тц, звучит хоть и топорно, но в общем смысле – да… – Кaта скользит ладонью по его лицу, чувственно, бередяще. – И ждать пока “люблю” сорвётся с языка по воле сердца и без сопротивления разума.
– Ты же понял, что я упрямая, – смеётся она в поцелуй. – Мне этого довольно, Леви. Пока – даже с лихвой. Я приготовлюсь ждать…
Он сглатывает неопределённое чувство растерянности: Катрина своей линейной бесхитринностью выбивает его из привычной колеи, где люди говорят одно, вкладывая в значение иное. Леви сжимает её мизинец, а затем выпускает на мгновение, чтобы в следующий миг переплести все пальцы в крепкий замок.
– Договорились. – Свободная рука оглаживает женское плечо, скрытое оранжевым кителем, мягко уходит ладонью на шею, призрачно чувствуя пульс, и, наконец, оглаживает щёку. Аккерман осторожно подаётся вперёд. Губы накрывают её, увлекая в поцелуй – страстный, трепетный и ласковый. Во всех движениях – в том, как он тянет Кaту ближе к себе, в том, как не отстраняется, стоит ей сбито ответить с не уступающим жаром – скользит нечто необычайно мужественное.