Капкан супружеской свободы
Шрифт:
Сигарета, впустую истлевшая в его руке, обожгла пальцы, и эта милосердная боль наконец-то вывела Соколовского из ступора, в котором он пребывал, слушая вдохновенный голос безумной сирены.
– Замолчи! – закричал он так громко, что лопнуло что-то и взорвалось у него в ушах. – Ты… ты… Ты сошла с ума!
– Это ты сошел с ума, Соколовский! – закричала в ответ Лида. – Я думала, что ты сильный, ты спокойный, настоящий мужик! А ты?! Что ты делаешь – зализываешь раны, прячешься от людей? Боишься быть честным с самим собой, боишься признаться себе, что гибель жены – не такая уж трагедия для режиссера Соколовского? И это тогда, когда надо работать, заниматься своей
Она продолжала еще что-то выкрикивать в трубку, которую он давно опустил вниз в безвольной, ослабевшей вдруг руке. Потом замолчала, послышались частые гудки, и, чтоб не слышать их, Алексей отшвырнул теплую трубку в сторону. Она обиженно шмякнулась на пол, кажется, треснула и наконец замолчала; он надеялся, что в этот раз замолчала уже навсегда. Встал, походил по спальне, затем вышел в гостиную и тупо остановился перед креслом-качалкой. Тронул ногой тихо скрипнувшие полозья и услышал в их пении: «Ничего не кончено…»
Ничего не кончено, повторял он, двигаясь по комнате как сомнамбула и зачем-то трогая и переставляя с места на место вещи. Ничего не кончено, ничего не кончено… Как громко скрипит это кресло! А за окном уже светлеет и, кажется, вовсе не так рано, как ему показалось, когда прозвучал Лидин звонок. Или это было уже давно? Ничего не кончено… Татка смеется на фотографии – ее портреты тут по всему дому, Ксюша любила, чтобы дочка всегда была с ней. Конечно же, ничего не кончено: вот он, скрип двери, они возвращаются и зовут его: «Ничего не кончено, Алеша!» Странно, как громко раздается этот скрип, и свет такой яркий, бьет прямо в глаза – разве он зажигал свет? Непохоже на дневной, непохоже на электрический… ни на что не похоже. Ничего не кончено!
И с этой мыслью ему удалось наконец с облегчением вздохнуть, прежде чем не стало ни скрипа, ни боли, ни страха. А вот свет остался, и только этот свет в мозгу Соколовского продолжал говорить ему, повторяя на разные лады и разными голосами: «Ничего не кончено!»
Боже мой, какой яркий свет!.. Когда же закончится эта пытка? Кажется, это у Моуди, в «Жизни после смерти», он читал о длинном тоннеле, через который всем нам придется пройти в последние мгновения жизни, и о слепящем зареве в конце этого тоннеля. Значит, вот как это бывает?..
– Алексей Михайлович, вы меня слышите?
Он приподнял тяжелые веки. Свет ударил в них еще сильнее и безжалостнее, зато источник света сразу бросился ему в глаза и выдал свое вполне земное, а не метафизическое происхождение: белая люминесцентная лампа прямо над его запрокинутой головой. Затем над ним появилось чужое озабоченное лицо, и тот же голос повторил:
– Вы меня слышите? Откликнитесь, чтобы я мог понять, в состоянии ли вы разговаривать.
– Да, – сказал Соколовский. Губы едва шевелились, однако слово далось ему на удивление легко.
– Это хорошо. Значит, дело уже на поправку. Я буду говорить, а вы слушайте…
– Где я? – перебил Алексей.
Незнакомое лицо улыбнулось ему с привычным докторским терпением:
– Я же сказал вам: вы слушайте, а я постараюсь все объяснить. Вы в больнице, в Московской клинике неврозов – слышали про такую? На даче вам стало плохо, вы, по-видимому, упали и потеряли сознание. К счастью, утром вас зашел навестить сосед; он беспокоился за вас, и, как выяснилось, не зря. Василий Петрович
Два последних вопроса показались Соколовскому совершенно лишними, и он, отмахнувшись от них, как от назойливых мух, требовательно произнес:
– Когда это все было?
Доктор удовлетворенно улыбнулся.
– Значит, чувствуете вы себя прилично, раз пытаетесь задавать вопросы и искать логическую связь событий. А было все это вчера. Утром вас доставили в больницу, вывели из острого состояния, и уже к вечеру вы были у нас. Вообще-то, – немного помявшись, пояснил он, – так не делают, но, учитывая личную просьбу профессора Панкратова и все, так сказать, обстоятельства вашего недуга… В общем, консилиум решил, что у нас вам действительно будет лучше… Постойте, что вы делаете?!
Алексей решительно откинул в сторону одеяло и стремительным движением сел в постели. Голова мгновенно закружилась так, что ему пришлось ухватиться за вовремя подставленную Валерием Васильевичем руку. Свет от этой инквизиторской лампы под потолком, казалось, стал еще гуще и безжалостней, в ушах снова застучали, забили молотки, и Соколовский рухнул на ту самую подушку, с которой только что так уверенно поспешил было расстаться.
Он ожидал от врача, помогшего ему удобнее разместиться на постели, упреков и оханий, но тот с профессиональной невозмутимостью только сказал:
– Вот видите, вам нельзя пока двигаться. Мы вас подлечим, подправим, и, будем надеяться, все еще будет хорошо.
«Да, – процедил про себя Алексей, – это мы уже слышали. Ничего не кончено». А вслух произнес, старательно делая вид, что ему это действительно интересно:
– Так какой же диагноз вы мне поставили, уважаемый эскулап?
Лицо доктора стало еще более серьезным.
– Видите ли, – начал он со вздохом, – то, что случилось в вашей семье, к сожалению, у многих людей вызвало бы именно такую реакцию, какую выдала и ваша психика. Человеческий мозг отказывается существовать в условиях гнета, стресса, отчаяния, и сознание в определенный момент как бы выключается, будучи не в силах выдержать горе. Вообще-то это не самый плохой исход; по крайней мере, организм получает необходимую передышку, чтобы потом снова стать способным к полноценной жизни. Но вам не нужны пока все эти медицинские подробности, ваша задача – выполнять все наши предписания, активно лечиться, не думать ни о чем плохом, и тогда уже вскоре вы будете совершенно здоровы. Вы можете заниматься чем хотите: гулять – у нас прекрасный парк, кстати, – играть в шахматы, читать, работать над новыми пьесами… Все, что угодно, лишь бы отвлечься от тяжелых переживаний и бессмысленных воспоминаний о прошлом.
– Вы хотите сказать, – медленно выговорил Соколовский, не веря своим ушам, – что со мной все в порядке и речь идет только о случайном нервном срыве?
– Вот именно, батенька! – с радостным энтузиазмом подтвердил заулыбавшийся Валерий Васильевич. – Именно: о нервном срыве временного, так сказать, локального характера. Приятно иметь дело с грамотным человеком, так быстро понимающим, что к чему. Разумеется, мы должны еще провести разнообразные обследования, сделать ряд анализов, показать вас специалистам различного профиля, но в целом…