Каприз леди Авроры
Шрифт:
Слабость?
Никакой.
Какая слабость там, где столько света? Родного света. Живительного. Света, который ждал именно его - Корта, чтоб отдать ему себя. Столько, сколько потребуется.
"Здесь я неуязвим. Здесь похоронена память моего народа", - подумал молодой человек, сжимая и разжимая кулаки - для его глаз они сияли, будто два ослепительных круглых фонаря.
Он повернулся лицом к врагам, которые сгрудились у костра и приготовили грозные мечи и сабли, чтоб теперь ими попытать удачи в бою с неизвестным, так внезапно явившимся из пущи, и сказал, протягивая вперед руки, не обремененные
– Я могу убить вас всех, не трогая своих мечей. Но я пришел поговорить. Кто вожак?
Два ближайших воина хмыкнули, выказывая тем самым недоверие словам молодого человека, и бросились в атаку. Для них - широкоплечих и высоких пафарийцев, вооруженных тяжелыми саблями - Корт был слишком мелок, чтоб считать его серьезной опасностью.
Первый рыцарь императрицы махнул руками, будто мячи швырнул в нападающих - сияние вырвалось из его пальцев и ударило воинов в головы. Пафарийцы ахнули и упали на землю, словно по увесистому камню в лоб получили.
Остальные, увидав, что произошло, ступили назад, за костер. А те, кто был еще дальше, начали едва заметно продвигаться к ближайшим зарослям, явно помышляя о бегстве.
– Кто вожак?
– Корт повторно задал вопрос, и голос его прозвучал низко и хрипло - он был недоволен тем, что враги медлят с ответом.
Вожак, наконец, объявился. Вперед вышел, держа руку на крестовине широкого изогнутого меча, воин в кожаном чепце и в длинной куртке, украшенной множеством круглых медных блях. Его лицо было черным, как уголь, и круглым, как сковорода. Большие глаза сияли белками, ноздри широкого носа раздувались - пафариец знакомился с запахом Корта.
– Я их вожак, - он блеснул зубами и тряхнул головой - от этого застучали друг о дружку мелкие костяные и каменные обереги на его шлеме.
– Я - Дакус! Давай говорить.
Шип кивнул и ступил ближе. Пафариец - было видно - слегка дернулся, напрягся, но не отступил ни на шаг, только выше вздернул голову.
– Я - Кортерис, - начал молодой человек.
– Земля, на которую вы пришли, моя родина. Я требую: уходите отсюда.
Дакус вновь блеснул зубами, ухмыльнувшись, а Корт продолжал:
– Я знаю: вы из Пафарии. Вы должны вернуться на свои земли и больше не являться сюда врагами. Для торговли - добро пожаловать. Для войны - нет. Уходите и скажите всем остальным, чтоб уходили.
– А если не уйдем?
– осведомился Дакус.
– Смерть вам, - просто, очень просто ответил Корт, глядя прямо в глаза пафарийца.
Тот огромным кулаком ударил себя в грудь и выкрикнул:
– Нас много!
– Нас тоже, - молвил Шип, не повышая голоса.
– Будет битва - и мы победим!
– Дакус ударил себя в грудь уже двумя кулаками.
– Будет битва, - согласился Корт.
– И вы все умрете. Так, как умерли они, - он указал на неподвижные тела двух воинов, что попытались напасть на него.
– От моего оружия вам нет спасенья.
На этот раз Дакус ничего не ответил и никуда себя бить не стал. И Корт увидел, что пафариец смятен.
– Уходите, - повторил молодой человек таким тоном, словно уговаривал друга.
– Возвращайтесь в свои дома, к женам и детям. Не делайте их вдовами и сиротами.
– Зачем ты нам это говоришь?
– нахмурился Дакус.
– Я не хочу, чтоб
Пафариец поджал губы, свел густые и широкие брови еще теснее друг с другом - задумался. Его товарищи, затаив дыхание, ждали ответа своего вожака.
– Хорошо, - через минуту сказал Дакус.
– Мы уйдем. И твои слова я передам нашим князьям. Но уже они будут решать, что нам делать.
– Передай так, чтоб они захотели уйти, - улыбнулся Корт, но не самой своей дружелюбной улыбкой: он оскалился и вновь протянул руки к пафарийцам - те шарахнулись еще дальше в заросли, и Дакус - вместе с ними.
– Расскажи им о колдуне, который убивает голыми руками…
Шел снег. Тихо, мягко сыпались мелкие снежинки с ночного неба на темную землю, превращая ее в белые дали.
Аврора сидела на большой подушке из сена и мешковины под навесом шатра, прислонившись к шесту, и заворожено смотрела, как кружит, мечется белая крупа над разложенным неподалеку костром. Было уютно и все вокруг почему-то напоминало детство. Может потому, что близился праздник Белой ночи? Самой длинной ночи в году. Такой длинной, но странно светлой. От снега, что белил землю, от огромной луны, что именно в это время - время перехода от осени к зиме - становилась почти в два раза больше дневного светила и с его уходом на запад заливала мир таинственным голубым светом, из-за которого все казалось сказочным.
Аврора вздрогнула, уронила с плеч теплый плащ - кто-то тронул ее за локоть. Обернулась и разочарованно вздохнула, увидев Меку - служанка принесла ей коричный крендель и кружку с горячим земляничным чаем. Он пах летом и медом.
Аврора кивком поблагодарила Меку за заботу и опять вздохнула. Девушка очень жалела, что рядом нет Корта. Было бы здорово, чтоб не меховой плащ грел ее сейчас, а его объятия. И чтоб он опять рассказывал всякое занимательное про звезды…
Императрица отхлебнула чаю и невольно улыбнулась - вкус и аромат нагнали еще больше воспоминаний о детстве. Такой чай делала ее матушка и сама приносила вечерами крошке-дочке в постель. Протягивала чашку, маленькую, белую, с изящной золоченой ручкой и с алой ягодкой на боку, и приговаривала ласковым бархатным голосом: "пей-пей, не болей". Как по-доброму мерцали ее большие глаза, какими чудесными казались шелковистые волосы, убранные в корону из кос, как сияло лицо, как ласково усыпляли, касаясь лба и щек, мягкие белые руки. И Аврора пила самый прекрасный чай из самой прекрасной в мире чашки и не болела…
Чей-то тихий вздох заставил вновь обернуться, и на этот раз сердце девушки радостно забилось, а от сонливости и вялости не осталось и следа.
– Корт!
– она подпрыгнула на своей подушке, чтоб оказаться рядом с ним.
– Я, - кивнул молодой человек.
– Чаю. Хочешь чаю?
– Хочу. Очень, - кивнул Шип и улыбнулся: Аврора ведь так славно разрумянилась, так блестели ее глаза.
– И съесть бы чего.
– Ужин! Да! Я прикажу, чтоб принесли что-нибудь. И пошли в палатку. Ты выглядишь очень не очень, - заметила императрица, перекидывая свою чашку в руки Меки и утягивая Корта в шатер.
– Пошли, пошли. Ты грязный и оборванный. Я за тобой поухаживаю. Это ведь можно?