Караси и щуки

Аверченко Аркадий Тимофеевич

– Вотъ видишь, a въ Петроград за восемь цлковыхъ купишь — и возиться не надо, и прятать не надо.

— Гм… Дйствительно. Рамочки… тоже накупили! Обрадовались! Грубыя, аляповатыя.

— A ты еще въ другомъ магазин докупилъ дв штуки — къ чему?

— Рамочки — что… Ихъ, въ крайнемъ случа выбросить можно. A вотъ чулки дамскіе — это форменное идіотство. Ну, какъ я ихъ надвать буду?

— Обржь верхушку — носки получатся.

– Носки… Ихъ еще подрубить нужно. Да и носки сколько стоять? Два цлковыхъ? A

я по четыре съ полтиной за эту длиннйшую дрянь платилъ.

— Подари кому-нибудь.

— A ты найди мн такую женскую ногу. Сюда три помстятся. Постой… Это еще что такое?

– Прессъ-папье изъ березовой коры.

— Боже, какая дрянь. Неужели, это мы купили?

— Мы. A въ этомъ пакет что?

— Тоже рамочки. A это подставки для фруктовыхъ вазъ, банка гумміарабика, лапландскій ножикъ, сигары…

— Мы вдь не куримъ…

— Что значитъ — не куримъ. Мы никого и не ржемъ, a лапландскій ножикъ купили. Мы и не бабы, a шелковое трико коротенькое купили. Дураки мы, вотъ кто мы.

– A это что?

— Этого ужъ я и самъ не знаю. Къ чему оно? Металлическій ящикъ, ручка, какіе-то колесики, задвижечка… Покупаешь, a даже не спросишь — что оно такое.

— Зато дешево. Тридцать дв марки.

– Дешево?.. A я теб вотъ что скажу: эти сорочки здсь стоятъ пять рублей, a въ Петроград — четыре, салфетки здсь десять рублей, въ Петроград семь, a галстуки… Галстуки, вообще, ничего не стоятъ! Повситься можно на такомъ галстук.

– Похали, дйствительно! Обрадовались, накинулись.

— A тутъ еще съ таможней можетъ быть…

— Молчи, пока я тебя лапландскимъ ножикомъ не полоснулъ!!

Тяжелое настроеніе.

* * *

Поздки въ Выборгъ напоминаютъ мн исторію съ Марьиной слободой въ город К.

Была такая Марьина слобода, которая вдругъ прославилась тмъ, что живутъ тамъ самые трезвые мщане и самыя красивыя, добродтельныя двушки и жены.

И когда пошла эта слава, то стала здить туда публика — любоваться на трезвыхъ мщанъ и добродтельныхъ красавицъ… И чмъ дальше — тмъ больше здило народу, потому что слава росла, ширилась, разливалась.

A когда мн совсмъ прожужали уши о знаменитой слобод, и я похалъ туда — я увидлъ рядъ грязныхъ покосившихся домовъ, поломанные заборы, подъ каждымъ изъ которыхъ лежало по пьяному мщанину, a изъ домовъ неслись крики, хохотъ гостей, взвизгиваніе женщинъ и звуки скрипки и разбитаго піанино: это добродтельныя двушки и жены укрпляли славу своей удивительной слободы.

Ибо сказано — о Выборг ли, о Марьиной слобод ли: черезчуръ большой успхъ — портитъ.

НАЧАЛО КОНЦА…

Вполн умстнымъ началомъ можетъ послужить сообщеніе германскаго офиціальнаго агентства, недавно опубликованное: «императоръ Вильгельмъ, прибывъ въ сверный

городокъ Эльбингъ, неожиданно вошелъ въ трамвайный вагонъ и совершилъ вмст со своей свитой поздку къ ближней верфи. Какъ кайзеръ, такъ и вс лица его свиты, заплатили за проздъ полагающіеся 10 пфенниговъ».

Вотъ какое сообщеніе появилось въ газетахъ. A дальше — мы уже справимся сами безо всякихъ газетъ и сообщеній… Мы знаемъ, что было дальше.

* * *

Снисходительно улыбаясь, Вильгельмъ вошелъ въ подъздъ маленькой второстепенной гостиницы и спросилъ: — A что, голубчикъ, не найдется ли y васъ номерокъ… такъ марки на три, на четыре?..

– О, ваше величество! воскликнулъ остолбенвшій портье. — Для васъ y насъ найдется номеръ въ дв комнаты, съ ванной за двадцать марокъ…

– О, нтъ, нтъ — что вы. Мн именно хочется испытать что нибудь попроще. Именно такъ, марки на три…

– Весь въ распоряженіи вашего величества, — изогнулся портье. — Попрошу сюда, налво. Номерокъ, правда, маловатъ и темноватъ…

– Это ничего… Цна?

— Три марки, ваше величество.

— За мной.

* * *

Кайзеръ шагалъ пшкомъ по улицъ, a за нимъ шла восторженная толпа. Тихо шептались:

– Обратите вниманіе, какъ онъ просто держится… Прохался въ трамва за десять пфенниговъ, a теперь нанялъ номеръ въ три марки… Что за милое чудачество богатаго внценосца! Интересно, куда онъ направляется сейчасъ?..

— A вотъ смотрите… Ну, конечно! Вошелъ въ дешевую общественную столовую.

— Господи! Зачмъ это ему?

— Наврное, попробовать пищу. Хорошо ли, дескать, насъ кормятъ?..

– Это вы называете — попробовать? Да вдь онъ уплетаетъ в за об щеки. Слышите, какой трескъ?

— Дйствительно, слышу. Что это трещитъ?

— У него. За ушами.

– Ну, ей Богу же — это мило! Зашелъ, какъ простой человкъ въ столовую и стъ то же, что мы димъ.

– Какъ не любить такого короля!

– Правда — чудачество. Но какое милое, трогательное чудачество.

– Вотъ онъ… выходить. Сейчасъ, наврное, подадутъ ему карету. Любопытно, въ какихъ это онъ каретахъ, вообще, здитъ?

– Удивительно! Пшкомъ идетъ… Заходитъ въ табачную лавочку… Что это онъ? Покупаетъ сигару! Да разв найдется y лавочника сигара такой цны, на которую онъ куритъ… Что? За пять пфенниговъ?!! Нтъ — вы посмотрите, вы посмотрите на этого удивительнаго короля!

– Очевидно, ршилъ за сегодняшній день испытать все.

— Тмъ пріятне завтра будетъ вернуться ему къ императорской изысканности и роскоши.

* * *

Черезъ три дня:

– Кто это прохалъ тамъ въ трамва? Странно: на площадк народу биткомъ набито, a онъ детъ внутри совершенно одинъ.