Караси и щуки
Шрифт:
— А, это нашъ кайзеръ. Разв вы не узнали?
– Но вдь онъ уже разъ прохался въ трамва. Зачмъ же ему еще?
— Я тоже немножко не понимаю. Третій день здитъ. Заплатитъ кондуктору и детъ.
— Странно. A публика не входитъ внутрь вагона — почему?
– Ну, все-таки кайзеръ, знаете. Неудобно стснять.
— A куда это онъ детъ?
— Вотъ уже выходитъ. Сейчасъ увидимъ. Гм! Опять заходить въ общую столовую.
– Пищу пробуетъ?
– Какое! стъ во вс лопатки. Вчера чай пилъ тутъ тоже —
– Что вы говорите! Зачмъ?
– Одинъ придворный тоже его спросилъ. A онъ отвчаетъ: «Пригодится, говоритъ. Одинъ кусочекъ подарю Викторіи-Август, другой кронпринцу, если ему Верденская операція удастся».
— Прямо удивительный чудачина! Я думаю, пообдавъ, швырнетъ сотенный билетъ и сдачу оставляетъ двушк?
– Нтъ, вы этого не скажите. Вчера налъ онъ на четыре марки и десять пфенниговъ. Далъ двушк пять марокъ в говоритъ: оставьте себ двадцать пфенниговъ, a семьдесятъ гоните сюда.
— Такъ и сказалъ: гоните сюда?
– Ну: можетъ, выразился изысканне, но семьдесятъ пфенниговъ все-таки сунулъ въ жилетный карманъ. Потомъ на нихъ (я самъ видлъ) купилъ 3 воротничка.
– Хватили, батенька! Что это за воротнички за семьдесятъ пфенниговъ?!
— Даже за шестьдесятъ. Бумажные. A на оставшіеся десять пфенниговъ купилъ сигару. Докурилъ до половины и спряталъ.
— Какое милое чудачество!
— Ну, какъ вамъ сказать…
Черезъ недлю.
– Виноватъ, позвольте мн пройти внутрь трамвая…
– Куда вы прете! Неудобно.
— Это почему же-съ?
— Тамъ кайзеръ сидитъ.
– Опять?!
– Да-съ, опять.
– Господи, что это онъ каждый день разъздился. Торчи тутъ вчно на площадк!..
– Ничего не подлаешь. Вс одинаково страдаемъ. Раньше хоть свита его здила, a теперь и т перестали.
– Собственно, почему?
– Собственно изъ-за сигары. Такія онъ сигары сталъ курить, что даже Гельфериха, друга его, извините, стошнило. Съ тхъ поръ стараются съ нимъ въ закрытыя помщенія не попадать.
– Гм!.. Большое это для насъ неудобство.
— И не говорите! Занимаю я номеръ въ гостиниц «Розовый Медвдь», какъ разъ рядомъ съ нимъ… И что же!
— Разв онъ до сихъ поръ въ этомъ «Медвд» живетъ?!
— Представьте! Отвратительнйшій номеришко въ три марки, и такъ онъ туда представьте вгвоздился, что штопоромъ его не вытянешь. Ну, вотъ. Такъ придешь домой — портье жить не даетъ: сапогами не стучи, умываться или что другое длать (перегородка-то въ палецъ) не смй — чистое наказаніе! Будто не можетъ человкъ себ дворца выстроить.
– Да-съ. Оно и съ обдами не совсмъ удобно.
Приходить — вс должны вставать и стоять, пока онъ не състь обда, A стъ онъ долго. Да еще кусокъ останется, такъ онъ норовитъ его въ карманъ
— Что за милое чудачество!
— Чудачество? Вотъ что, мой дорогой — если вы тихій идіотъ, то и должны жить въ убжищ для идіотовъ, a не толпиться зря на трамвайной площадк!..
Черезъ мсяцъ.
– здитъ?
– здитъ. Раза четыре въ день: и все норовитъ до конца дохать за свои десять пфенниговъ. Опять же вагонъ такъ прокурилъ своими сигарами, что войти нельзя. По полтора пфеннига за штуку сигары куритъ — поврите ли?!!
— Какъ не стыдно, право. Вдь мы къ нему въ его дворцы не лземъ, такъ почему жъ онъ къ намъ лзетъ. Кайзеръ ты, — такъ и поступай по-кайзерячьи, a не веди себя, какъ мелкій комми изъ базарной гостиницы.
– Вотъ вы говорите — дворцы… Какіе тамъ дворцы, когда, говорятъ, все заложено и перезаложено. Врите ли — исподнее солдатское подъ видомъ шутки якобы — подъ штаны надлъ, да такъ и ходить. Стыдобушка!
— Слушайте… A нельзя его не пускать въ трамвай?
– Попробуй, не пусти. Я, говоритъ, такой же пассажиръ, какъ другіе! Въ столовой тоже: я, говорить, такой же обдающій, какъ другіе… A какое тамъ — такой! Все-таки кайзеръ — жалко — ну, лишній кусокъ и ввернутъ или полтарелочки супу подбросятъ.
— A въ «Розовомъ Медвед» все еще живетъ?
– Живетъ. За послдніе полмсяца не заплатилъ. Портье жаловался мн. Напомнить, говоритъ неудобно, a хозяинъ ругается.
— Положеньице! A кайзеръ такъ и молчитъ?
– Не молчитъ, положимъ, да что толку… Вотъ, говоритъ, выпущу военный заемъ — тогда и отдамъ. Что жъ военный заемъ, военный заемъ. Военный заемъ еще продать нужно.
– Некрасиво, некрасиво. Лучше бы, чмъ сигары раскуривать — за номеръ заплатилъ.
— A вы думаете, онъ свои куритъ? У него теперь такая манера завелась: высмотритъ кого поприличне и сейчасъ съ разговорчикомъ: «Далеко изволите хать?» — До Пупхенъ-штрассе, ваше величество". "А, это хорошо. Кстати: нтъ ли y васъ сигарки. Представьте, свои дома забылъ". Жалко, конечно, — даютъ. Но, однако — сегодня забылъ, завтра забылъ — но нельзя же каждый день! Мы тоже не милліонеры.
– И не говорите!.. Съ займомъ тоже: подписался только онъ самъ на полмилліарда, да дти по сту тысячъ. Больше никто. Однако, подписаться подписались, a взноса ни одного еще не сдлали. Сухіе орхи. Даже задатку не дали.
Черезъ два мсяца, въ общественной столовой:
– Послушайте, вы тамъ! Бросьте сть свою гороховую сосиску. Кайзеръ пришелъ. Спрячьте ее.
— A что, разв неудобно при немъ сть?
— Не то. A увидитъ еще да попросить кусочекъ — вамъ же хуже будетъ.