Караси и щуки
Шрифт:
– Ты чего же это, а? Штрафу захотлъ? Вотъ я замчу твой подлецовскій номеръ, тебя тремя рублями штрафа и огрютъ…
– Господинъ городовой! Нешто я какъ — по своей вол? Овесъ-то почемъ теперь, слыхали? Хозяину я сколько долженъ привезти — слыхали? 7 рублевъ. A вы штрахъ. Штрахъ съ меня возьмете, a я на другихъ сдокахъ отворачивать его долженъ. Городовой-то не всегда поблизу.
– Ну, ты, разговорился! Дайте ему, господинъ, полтину предовольно съ него! зжай, анаема!
–
Къ дверямъ хлбной и бакалейной лавки Саламаткина, что на Загородномъ проспект, подскакали нсколько всадниковъ съ мрачными ршительными лицами. Они спшились и, гремя шпорами, вошли въ лавку.
– Вы — Саламаткинъ? Хорошо. Мы — столичный комитетъ общественной безопасности, находящійся подъ покровительствомъ властей. Вотъ эти двое солидныхъ незапятнанныхъ гражданъ сдлали намъ заявленіе, что вы продали имъ совсмъ не пропеченный хлбъ, вредный для здоровья, при чемъ взяли за него на 1 1/2 копейки боле противъ таксы.
— Штой-то, господа, — завопилъ Саламаткинъ, — подвозу нтъ, транзитъ изъ Персіи…
– Тс!! сурово сказалъ предводитель, зазвенвъ шпорами. — Имйте больше уваженія къ суду Линча!! Мистеръ Окурковъ, взять его! Мистеры Сдакинъ и Лялькинъ, y васъ уже приготовлена веревка на фонарномъ столб?
— Готово, предводитель. Тутъ же на Загородномъ въ двухъ шагахъ. Уже много гражданъ съ нетерпніемъ ждутъ результата суда.
– Значитъ, формальности вс? Взять его!
Желзныя руки схватили Саламаткина.
– Извозчикъ № 100! Это вы хотли взять съ этого сдока рубль за конецъ съ Литейнаго театра въ Троицкій?
— Да какъ же, господа, ежели будемъ говорить овесъ… опять же хозяинъ…
— Это насъ не касается. Свидтельство двухъ уважаемыхъ гражданъ имется? Фонарь крпкій? Значить все формальности на лицо. Мистеръ Дерябкинъ — потрудитесь…
– Это — комиссіонныя дла нашего банка и они васъ не касаются!! Нашъ овесъ — мы его купили и можемъ выпустить его на рынокъ, когда намъ заблагоразсудится. Вы не смете меня брать — нтъ такого закона…
Предводитель нагнулся съ взмыленнаго коня и заглянулъ прямо въ глаза банкиру.
– Нтъ, есть такой законъ, холодно сказалъ онъ. Калифорнійскій законъ — законъ Линча!
…Фонарь ласковымъ мирными свтомъ освщалъ приблизившееся къ нему недовольное лицо банкира…
– Господинъ!
– Нтъ, что вы! Хлбъ великолпно выпеченъ.
— A то скажите только. Потомъ тутъ y насъ такса вывшена; такъ мы съ ней не особенно считаемся: на копеечку все дешевле продаемъ. Все-таки, знаете спокойне — хе-хе!.. Мишка! Дверь открой господину.
– Извозчикъ! Къ Народному Дому — восемь гривенъ.
– Это съ угла-то Морской и Невскаго? Что вы, господинъ, — и половины довольно!
– Ну ты тоже скажешь! Бери шесть гривенъ.
— Да вдь зды здсь хорошей 10–12 минуть — за что же тутъ? Полтину извольте больше никакъ невозможно! A то иначе и не поду.
– Слушайте, г. банкиръ! У меня есть партія овса. Вы понимаете, 800 вагоновъ по пустяшной цн. A если мы потихоньку перевеземъ его сюда да припрячемъ…
— Эй, кто тамъ! Ильюшка, Семенъ! Гд мой большой револьверъ… Держите этого субъекта, я сейчасъ буду стрлять ему между глазъ!!!
– Ну, хорошо… Ну, вотъ я уже и ушелъ!.. Очень нужно кричать…
ОДЕССИТЫ ВЪ ПЕТРОГРАД
Утро въ кафе на Невскомъ, гд «все покупаютъ и все продаютъ»…
– А! Кантаровичъ! Какъ ваше здоровье?
– Ничего себ, плохо.
– Слушайте, Кантаровичъ… съ чмъ вы сейчасъ занимаетесь?
– Я сейчасъ, Гендельманъ, больше всего занимаюсь діабетомъ.
– Онъ y васъ есть? Ого!
– И много?
— То-есть, какъ много? Сколько угодно. Могу вамъ даже анализъ показать.
– Хорошо; посидите. Я сейчасъ, можетъ быть, все устрою.
Убегаетъ.
Наталкивается на Шепшовича.
— Гендельманъ! Куда вы бжите?
— У меня есть дло, не задерживайте меня. Я продаю.
– Что вы продаете?
– Діабетъ я продаю.
– Діабетъ? Гм… Много его есть y васъ?
– Положимъ, онъ есть не y меня, a y одного человчка.
— У какого?
– Вы замчательный наивникъ. Я, можетъ быть, на этомъ заработаю — такъ я ему обязательно долженъ сказать, чтобъ онъ изъ-подъ носу вырвалъ!
– Вы мн можете не говорить, но я васъ завряю, что вы безъ меня діабета не продадите.
– Серьезно?
– Онъ спрашиваетъ! Я вамъ скажу, что теперь весь діабетъ проходитъ черезъ мои руки.
– Кому же вы его ставите?
– Гендельманъ! Не надо считать меня идіотомъ. Это настолько мой хлбъ, что я вамъ даже ничего не скажу.
– Ну, хорошо. Такъ сдлаемъ дло вдвоемъ.
– A вагоны?
— Ой, эти вагоны — вотъ y меня гд сидятъ. Чистое съ ними наказаніе. Ну, y насъ, впрочемъ, есть спеціалистъ по вагонамъ — Яша Мельникъ.