Карающий меч удовольствий
Шрифт:
Но он пробыл консулом недолго: точнее, всего тринадцать дней. Марий, как ты знаешь, полностью повредился в уме и пил сильнее, чем прежде.
Он умер в бреду, бредил о тебе, проклинал Судьбу и был убежден, что воюет с Митридатом. Мне передали, что в предсмертной агонии он выкрикивал военные приказы.
Ну, хватит об этом. Цинна, я думаю, вздохнул с облегчением: уживаться с Марием было непросто (особенно после этой его варварской демонстрации силы), даже его наиболее восторженным сторонникам. Наш новый консул — худой, угрюмый демократ по имени Валерий Флакк. Его первый законодательный акт после выборов призван освободить всех должников от одной четвертой того, что они задолжали. Я полагаю,
Но я не считал бы себя твоим другом, если бы не предупредил тебя о том, что в последнее время замышляет Цинна. Вопрос очень серьезный. Он предлагает отправить осенью свою армию в Грецию якобы для того, чтобы разобраться с Митридатом, или, по крайней мере, именно так он говорит нашим обеспокоенным аргентариям. Но это с тем же успехом может иметь и оборотную сторону. Цинна знает, что, пока ты остаешься на свободе, а тем более пока ты одерживаешь победы, его так называемое правительство существует только на попустительстве. Кроме того, теперь у него есть десять легионов, расквартированных непосредственно у Рима, что вызывает определенное недоумение. У солдат руки чешутся в предчувствии добычи, и Цинна хотел бы отправить их в поход. Их содержание стоит ему больше, чем он может себе позволить, и к тому же они имеют беспокойную привычку разорять винные погреба и грабить по ночам гражданское население из-за отсутствия лучшего занятия.
Конечно, Цинна не имеет никакого намерения командовать ими лично. Он должен оставаться в Риме на всякий случай. Ведь в его отсутствие с ним могут поступить точно так же, как он поступил с тобой в твое отсутствие. Нет, он пошлет Флакка. А поскольку Флакк не имеет никакого военного опыта, к нему будет приставлен легат, некий Фимбрия, чтобы выигрывать вместо него сражения. Возможно, Фимбрия и неплохой воин, я не знаю. Его единственной претензией на славу была неловкая и неудачная попытка убить Сцеволу во время похорон Мария.
Итак, по некоторому размышлению, может быть, угроза тебе и не столь велика, в конце концов. Все равно, если ты внемлешь совету простого актера, то я на твоем месте покончил с Архелаем как можно скорее. Исходя из того, что я слышал о Митридате, он не побрезгует подкупить Флакка, чтобы объединиться с ним против тебя. А из того, что я знаю о Флакке, тот почти наверняка примет взятку.
Росций шлет тебе горячий привет, и я тоже. Передай мой привет своей замечательной жене. Да не оставит тебя удача!»
Прочитав это послание, я некоторое время сидел в тишине, размышляя о характере этого странного, холодного, но все же парадоксально преданного человека, который написал такие строки. Он, определенно, вооружил меня отменными аргументами, которыми я мог бы воспользоваться в споре с моими слишком осторожными подчиненными: если мы собираемся противостоять враждебно настроенной Римской армии наряду с наемниками Архелая, нам придется выступать, нравится нам это или нет.
С некоторым облегчением я поставил в известность свой старший командный состав о том, что сторонники Мария выступают в поход против нас вместе с Митридатом. Через неделю наши колонны взяли курс на север: к Фивам и диким болотам Беотии, где нас поджидала варварская орда Архелая.
Мы встретились с ним в Херонее [121] , на каменной равнине, окруженной скалами и тенями гор, где Филипп Македонский наголову разбил афинян. Большой мраморный лев, который установил Филипп в память той победы, смотрел вниз, как мы сражались, а призраки его македонских копьеносцев подбадривали нас. Нас
121
Херонея — город в Беотии на реке Кефис, близ фокийской границы; место рождения Плутарха; здесь в 338 г. до н. э. Филипп Македонский разбил афинян и беотийцев.
Но у нас было нечто более ценное, чем численное превосходство: у нас была абсолютная дисциплина; цель, которой следовало достичь; награда, за которую стоило бороться. Когда первая волна колесниц пошла в атаку, мои когорты расступились, пропустив их, и сомкнулись, как я их учил. Мечи засверкали, калеча взбешенных лошадей, пока они вырывались из толпы воинов, все утыканные стрелами. Легионеры вопили и улюлюкали, хлопая в ладоши, словно зрители на спектакле. Наконец Архелай поубавил пыл, и мы в свою очередь пошли в атаку. Серебряные орлы, прикрепленные к древкам, — военные значки легиона — сверкали над нами. Варвары завыли от страха и ярости, когда мои ветераны прорубили себе путь через их передовые ряды.
Плетеные щиты, изогнутые сабли, темные бородатые лица иноземцев мелькали перед моими глазами, но у меня не было времени, чтобы думать о передышке. Мы отогнали их к скалистому анклаву, где Архелай разбил свой лагерь. Там у них не было никакой возможности отступить и найти убежище в горах, они карабкались на скалы и падали среди камней, сраженные беспощадными стрелами.
Архелаю и еще десяти тысячам его воинов удалось уйти, остальные поддались панике, будто овцы на скотобойне, когда мы теснили их к гладкой поверхности утеса. И к заходу солнца варвары уже были свалены в огромные беспорядочные кучи, их золотые и алые украшения запачканы кровью, руки и ноги гротескно раскинуты.
Я не стал задерживаться, чтобы отпраздновать победу над телами павших или поблагодарить солдат, сослуживших мне хорошую службу. Я взял свою конницу, и даже не останавливаясь, чтобы поесть, мы всю долгую осеннюю ночь скакали на восток в погоню за Архелаем и его десятитысячным войском. Большое Копайское озеро отливало серебром в лунном свете, когда мы огибали его поросший тростником южный берег. Мы скакали в тишине, подстегивая лошадей, пока не подоспел рассвет и не стала видна Авлида, а за ней — яркая полоска Эвбейского залива. Далеко в море мы увидели белые паруса галер Архелая и осадили коней, слишком утомленные и мучимые жаждой, чтобы послать им вслед проклятия. Отсутствие флота вновь подвело нас.
Но медлить нельзя было даже теперь. Пока мы все еще стояли лагерем в Херонее, а наша военная добыча высилась, сложенная в высокую гору, и охранялась часовыми, а мои воины безудержно расслаблялись после своей первой настоящей победы, до нас дошла весть, что Флакк и Фимбрия уже высадились в Диррахии. Мы выступили на север в тот же день, чтобы перехватить их, интенданты работали как рабы — нагружали и упаковывали наши машины и оборудование, тяжелые обозы скрипели по белой пыльной дороге, ведущей к Трахину и горным цепям, которые отделяли нас от Фессалии. И все же успех вызвал у нас такой подъем, что мысль о сражении с Флакком, так же как и с Митридатом, не возникала у нас вообще. Куда бы мы ни шли, что бы нам ни предстояло преодолеть, эта длинная сияющая дорога, рано или поздно, должна привести нас назад, в Рим.