Кардонийская рулетка
Шрифт:
— Если ее пока не существует, это не значит, что ее невозможно создать, — нравоучительно заметил директор. — Наши предки понятия не имели об электричестве, а мы с его помощью сортиры освещаем.
«Если бомбы не существует, это не значит, что ее нет…»
Абедалофу удалось главное: Руди почувствовал азарт, заставивший его позабыть даже о похмелье, и теперь напряженно размышлял над загадкой.
— Мне нужна информация… Больше информации. — Йорчик вздохнул. — Откуда вообще известно, что здесь был взрыв?
— С тех пор как Компания наладила отношения с Приотой, на Кардонию стали тайно, чтобы не нервировать Ушер, направляться наши исследовательские цеппели, — ровным голосом поведал Арбедалочик. — Мы изучали необитаемые архипелаги за Правой Хордой и два оставшихся континента, оценивали их перспективы и чертили карты Кардонии, поскольку местные олухи с
«Как я уже говорил, людей простых, без какого-либо таланта и прилагаемых к нему мозговых подселенцев, на борту „Амуша“ не водилось, поскольку в компании заурядных обывателей мессер начинал скучать. Каждый из офицеров был особенным, каждый чем-то удивил меня при первом знакомстве, но в самое дурацкое положение я попал во время встречи с капитаном Дорофеевым. По собственной вине попал: спросил о шраме, рассекающем лицо Баззы, услышал, что это память о Бреннане, и поторопился сделать вывод о службе в лингийском флоте. И ошибся — до знакомства с мессером Базза Дорофеев был пиратом.
Как говорится, кому из нас удалось избежать ошибок молодости?
Почему его не вздернули? Нетрудно догадаться: потому что Базза произвел впечатление на мессера. И не только на него, впрочем.
А теперь обо всем по порядку.
Назвать Бреннан провинциальным, значит, оскорбить все миры, которые пока не встали на ноги, но честно пытаются вырасти во что-то приличное. Бреннан же был нищ, заброшен, лишен центральной власти, никому не интересен… Впрочем, почему „был“? Он и сейчас такой, несмотря на то, что его название прогремело на весь Герметикон. Бреннан — глухие задворки, и именно поэтому пираты обустроили на нем большую базу. Здесь они отсиживались после кровавых дел, сбывали награбленное, ремонтировались и пополняли экипажи из числа местных обитателей.
Почему военные целых три года не могли вычислить местонахождение базы, я не знаю, но когда вычислили, удар последовал быстрый и безжалостный.
В один прекрасный день в унылый сферопорт Бреннана вошли сорок пять цеппелей: двадцать доминаторов и двадцать пять импакто — колоссальная армада, посланная четырьмя адигенскими мирами Ожерелья. План был прост: военные перекрыли все существующие на Бреннане точки перехода, отрезав пиратов от Герметикона, и стали методично прочесывать планету, намереваясь изловить перепуганных, как им казалось, бандитов, поодиночке. План был хорош, но не учитывал фактор Дорофеева, сумевшего убедить коллег не разбегаться, а прорываться, и потому заурядная зачистка планеты вошла в историю как „штурм Бреннана“. Хотя правильнее было бы назвать ее „сражением за Бреннан“ или как-нибудь в этом роде.
Основные события развернулись у точки перехода на Малиту: пираты намеревались снести стерегущий ее доминатор и вырваться с планеты, но военные разгадали их замысел и успели стянуть десяток крейсеров. И устроили одно из самых грандиозных сражений в истории Герметикона: десять против четырнадцати.
Я, как вы понимаете, не большой знаток воздушных боев, но слышал, что наш капитан продемонстрировал великолепную тактическую выучку и сумел серьезно потрепать объединенный флот. Но умение ничто против дальнобойных орудий доминаторов — у пиратов попросту не было кораблей такого класса — и резервов, что подошли в самый разгар сражения. Пиратов задавили, цеппель Дорофеева погиб, сам он, раненый, едва спасся, оказался за решеткой, и болтаться бы ему в компании коллег на виселице, если бы не мессер.
Помпилио, который тоже принимал участие в сражении, оценил смелость и решительность Баззы, лично переговорил с ним и понял, что лучшего капитана для строящегося „Амуша“ отыскать трудно. А поскольку в жизни мессера не существует грани между понятиями „я хочу“ и „так будет“, то вскоре Дорофеев получил персональное помилование с обязательством поступить на службу в Астрологический флот.
Еще через полгода „Амуш“ вышел из эллинга, и с тех пор наш капитан и Помпилио не разлучались.
Ах да,
— Ваши порошки, мессер.
— Спасибо, Теодор, — отмахнулся Помпилио. — Поставь куда-нибудь.
— Прямо сейчас, мессер, — холодно произнес Валентин. — Хасина неоднократно подчеркивал, что в приеме лекарств следует соблюдать строгий режим.
— Я занят!
— Да, мессер.
Дорофеев отвернулся, скрывая от адигена неуместную улыбку, — сделал вид, что поправляет воротник кителя.
— Ядреная пришпа! — Помпилио понял, что застывший у кресла камердинер не отстанет, и смирился: протянул руку, приняв сначала порошок, а затем — стакан с водой. — Когда-нибудь мне придется тебя казнить.
— Да, мессер, разумеется. — Валентин забрал пустой стакан, повернулся, но остановился, услышав:
— Можешь остаться на совещание, Теодор, полагаю, тебе будет интересно.
— Не только мне, мессер, — с достоинством ответил камердинер. — Команда с нетерпением ожидает вестей о планете, которую вы решили посетить.
— Вот как? — Поскольку пункт назначения — Кардония — был объявлен несколько дней назад, последняя фраза вызвала у Помпилио законное недоумение. — Команда могла бы посетить библиотеку и сама все узнать.
Дорофеев собрался было заступиться за цепарей, но камердинер справился с этим не хуже:
— Вам, мессер, команда доверяет больше, чем всем книгам Герметикона.
Теодор Валентин, сопровождавший дер Даген Тура вот уже двадцать лет, отчаянно напоминал Петторио — знаменитого персонажа анданийского уличного театра, и если бы потребовалось описать Валентина одним-единственным словом, им оказалось бы «длинный». Рост, руки, ноги, нос, подбородок — все было длинным, ну чем не разбитной шутник Петторио, оранжевый кафтан которого издалека заметен на любой ярмарке? Теодор был его копией, но в отличие от марионетки Валентин всегда одевался в изысканную темную тройку, белейшую, как лингийские облака, сорочку, такие же перчатки и ни разу не появился на людях в грязной обуви. Черные с проседью волосы всегда аккуратно зачесаны, тонкие усики всегда аккуратно подстрижены, а стекло монокля всегда начищено до блеска. Аккуратно начищено.
И не было в Герметиконе человека, знавшего о Помпилио больше, чем всегда невозмутимый Валентин.
— Помоги Баззе.
— Да, мессер.
— Нет, сначала предложи нам вина.
— Вы только что выпили порошок, мессер, ближайшие полчаса вам нельзя употреблять алкоголь.
— Ядреная пришпа!
— Да, мессер, — согласился камердинер.
— Помоги Баззе!
— Да, мессер.
— Иногда ты приводишь меня в неистовство.
— Сожалею, мессер.
— Что толку от сожалений, Теодор? Ты меня мучаешь.
— Я ни за что не осмелился бы, мессер.
— Почему ты бездельничаешь?
— Извините, мессер.
Дорофеев извлек из тубуса карту освоенных земель Кардонии и с помощью Валентина расстелил ее на столе.
— Я вижу, вы хорошо подготовились, Базза, — одобрил подъехавший Помпилио. — Это Кардония?
— Именно так.
— Забавная.
— Гм… Возможно.
— Осмелюсь поинтересоваться, мессер, — подал голос Теодор. — Наш визит будет носить познавательный характер? Если я правильно понял, на Кардонии есть масса неисследованных земель…
— К сожалению, мы отправляемся на планету с политической целью, — вздохнул дер Даген Тур. — Лингийский Союз не имеет оснований для официального вмешательства в творящиеся там события, но Палате интересно происходящее. Даже более чем интересно: в беседе со мной дары использовали определение «озабочены».
— Понимаю.
— И нам надлежит с головой окунуться в местные интриги. — Помпилио покосился на бутылку вина, затем на строгого Валентина, после чего откинулся на спинку инвалидного кресла и предложил: — Базза, прошу вас, расскажите, что вы узнали.
— Насколько подробно?
— А это уж как получится, Базза, как получится, — дер Даген Тур сложил на груди руки и наградил камердинера тяжелым взглядом. — На скучные подробности у нас есть целых полчаса.
Теодор остался невозмутим.
— Понятно. — На этот раз Дорофеев позволил себе улыбку. — Итак, Кардония. Ее колонизация случилась в Эпоху Белого Мора, когда, согласно каатианским архивам, на планету было отправлено примерно восемьдесят тысяч человек. В основном крестьяне и ремесленники.