Кардонийская рулетка
Шрифт:
Они сражались, потому что были военными, и этого сейчас было достаточно.
Гулкие залпы корабельных орудий, дроби автоматических пушек, трели пулеметных очередей, вскипающая вода, рвущийся металл, кровь… и Банир, с изумлением разглядывающий невиданное зрелище. Настоящий властелин Кардонии, ошарашенный яростью и ненавистью и с грустью понимающий, что это — лишь начало.
Огонь, огонь, огонь, снаряды, пули, смерть. Выучка и техническое превосходство одолели арифметику — Валеман вернулся под власть архипелага.
«Быстрый»
Победа.
По канонеркам счет равный: два-два, по корветам — один-два в пользу Ушера, потерявшего только «Быстрого». Флагман землероек на дне, за ним последовал еще один корвет, третий потерял ход и выбросил белый флаг, последний пытался уйти, но был настигнут и предпочел сдаться.
Победа.
На волнах покачиваются обломки аэропланов и паровингов. Истребитель и два бомбардировщика записаны в безвозвратные потери, не спасся никто.
Победа.
Победа, чтоб ее об коленку шваркнуло, горделивая и довольная собой победа. Почему же так тоскливо в твоей компании? Кира поняла, что больше не может. Она устала от кабины любимого «умника», от неимоверного груза, лежащего в правом кресле, от запаха пота, пороха и крови, от желания заплакать.
— Шварц, отдать якорь!
— Есть, коммандер.
Кира посадила паровинг неподалеку от берега, но дожидаться, когда машина прочно встанет на прикол, не стала, вышла из кабины и через верхнюю пулеметную башню выбралась на крыло. На свежий воздух, на солнце, к морю…
«Почему ты такая горькая, победа?»
На грустные приотские корветы — орудийные стволы задраны, флаги опущены — направляются абордажные команды. Паровинги садятся на воду, но людей не видно — команды торопливо ремонтируют поврежденные фюзеляжи.
— Мы перенесли Френка в «салон», — хмуро сообщает появившийся Шварц. К победе, судя по всему, он испытывает те же странные чувства, что и Кира.
— Спасибо.
— Не за что. — Стрелок без спроса усаживается рядом и достает из кармана флягу: — Будете?
— Давай.
Коньяк обжег, но не взял, не затуманил голову, лишь подчеркнул горечь.
— Хотите что-нибудь сказать, коммандер? — негромко спрашивает Шварц.
— Да. — Кира молчит, а затем, неожиданно даже для себя, одним-единственным словом подводит итог длинного дня: — Дерьмо.
Глава 5
в которой Лилиан говорит лишнее, все съезжаются в Унигарт, а Помпилио демонстрирует радушие
Пинок Пустоты — так это называется.
Когда цеппель завершает переход, вываливаясь из «окна» на нужную планету, когда Великое Ничто с кошмарными своими Знаками остается позади и все облегченно вздыхают и улыбаются, точнее — собираются улыбнуться, именно в этот момент Пустота весело наподдает уходящему цеппелю под зад. Или лупит в пузо. Или сверху бьет — зависит от того, как тот вошел в переход. Пустота играет, а огромная сигара ощутимо вздрагивает, отправляя на пол незакрепленные предметы и потерявших бдительность пассажиров.
Пинок Пустоты — так называют прощальную шутку все цепари Герметикона.
Но люди знатные, образованные и хорошо воспитанные, люди, так сказать, высшего света не могли использовать в общении столь грубое определение и напридумывали кучу заменителей: «встряска», «шок», «дрожь» и прочие словечки, невнятно описывающие унизительный удар, входящий в обязательную программу любого путешествия через Пустоту. И еще знатные люди опасались потерять лицо, нелепо растянувшись на полу, а потому встречать Пинок предпочитали расположившись в мягких креслах и диванах, благо в салоне флаг-яхты «Арамалия» недостатка в них не ощущалось.
И вообще ни в чем не ощущалось недостатка, поскольку принадлежала флаг-яхта каатианскому дару Паулю Диирдо, и мысль о том, что она несовершенна или же не столь роскошна, какой должна быть, могли счесть подрывающей устои общества.
Мягкая кожа обивки, резные столики, элегантная серебряная посуда, ковры и картины на обтянутых веперацким шелком стенах — салон флаг-яхты ничем не отличался от салонов замков или дворцов и тем поражал неискушенного наблюдателя, привыкшего к тому, что на цеппелях, даже роскошных, в обязательном порядке считали килограммы, опасаясь перегрузки.
Впрочем, на борту «Арамалии» неискушенные наблюдатели отсутствовали — среди членов официальной делегации, в распоряжение которой дар Пауль передал свою флаг-яхту, числились исключительно адигены, чьи модные дорожные костюмы идеально гармонировали с роскошью обстановки.
— Кардония, адиры, — объявил старший помощник после того, как рулевой стабилизировал цеппель.
Пинок остался в прошлом, и дипломаты охотно покинули надоевшие диваны и кресла, радостно разминая ноги.
— Наконец-то!
— В какой-то момент мне показалось, что я поймал Знак. Или вот-вот поймаю.
— Пусть откроют вино.
— И легкие закуски.
— Тебе бы только есть.
— Я немного нервничаю в Пустоте.
В главном салоне «Арамалии» находилось тринадцать человек: шестеро дипломатов, составляющих Чрезвычайную миссию Палаты Даров, их жены и старший помощник капитана флаг-яхты, сопровождавший важных персон во время перехода. Старпом был ямаудой, на Знаки Пустоты не реагировал и мог в случае необходимости быстро оказать помощь.