Кареглазка и чудовища
Шрифт:
— Не тебе вообще-то судить Апостола! — вмешалась блондинка. — Аваддон давно готовился к этому. Грядет великая битва, и Узурпатор падет.
— Как скажешь, Ирина…
Севастьян кивнул, и отвернулся — словно стесняясь своего недовольства происходящим. Его руки исчезли под плащом, а когда он развернулся, у него был пистолет. Но его опередили — Ирина нырнула ниже, и всадила в священника нож. Прогремел выстрел, но это был промах. Шпигин оказался рядом, и его кинжал прошел лезвием по горлу предателя. Севастьян рухнул, брызжа кровью,
Капитан с девушкой дождались, пока ребенок насытится, и унесли его. Затем и Оскар спрыгнул с обелиска, чтобы разнюхать, осталось ли чем поживиться возле трупа отвратного священника.
Бронированный джип покинул Новогорскую долину, как выпущенный из пушки снаряд. Шпигин, законспирированный оперативник Божьего промысла, встретился взглядом с глазами ребенка, и они внезапно налились кровью. Уже через секунду кровь отхлынула, и они снова стали ярко-синими. Мальчик улыбнулся. «Скоро у тебя появится дом… малыш», — подумал синдик.
****
Афродита уже не существовала, тем более не было Гермеса. Где-то в закоулках нервной системы затухали синапсы, когда контроль над умершим организмом был взят чужеродным разумом. То, что не свершилось во время обряда, произошло после смерти носителя. Ахамот наконец вырвалась из кристаллической темницы Армогена, чтоб попасть в другую тюрьму. Бри выиграл, пророчество не осуществилось.
— Что ты такое?! — Менаев растерян и зол, он бьет ее по искореженному язвами лицу, и требует чуда. — Какой нахер Абракс? Что ты мелешь?! Если можешь — сделай что-нибудь!
— Я не могу помочь — ты должен сам, — отвечает богиня, сваленная с пьедестала ревнивым братом.
Он стоит как вкопанный, его взгляд сумасшедший — он совсем скоро превратится в агрессивного голодного зомби — это дело нескольких минут.
— Спаси хотя бы Лену… и ее дочку, — умоляет Гриша, и по его щекам бегут слезы. — Пожалуйста, умоляю — кто ты, что ты… спаси.
— Это невозможно, — Ахамот помахала бы головой, но разорванная шея уже не подчиняется мозгу.
Менаев содрогается — проскочила электрическая реакция, верный признак скорого безумия.
— Хоть что-то, умоляю, — лепечет он заплетающимся языком — гортань уже распухла, скоро он будет кашлять, как умирающий чахоточный. — Я не верю, что все должно закончиться так.
— Ты никогда ни во что не верил, — говорит Ахамот, и ее глаза медленно теряют ослепительный блеск. — Вот последний подарок — передай Абраксу мое проклятие.
Она протягивает Грише ладонь, в которой свернут завядший лепесток розы Этернум.
— Мне жаль, — лепесток тонет меж губ Менаева, а снежно-белые зрачки Афродиты-Ахамот тухнут.
****
Меня мучает голод, и жажда — и десны жадно растирают пурпурный лепесток, выдавливая несколько капель сока. Опухшая гортань не желает пропускать капли внутрь, они с трудом просачиваются
Я физически чувствую, как умираю, как INVITIS молниеносно поражает все мои системы. Голова кружится. Головокружение быстро, слишком быстро нарастает — я словно попадаю в воронку, и меня затягивает в бездну. Я рву кровью, засунув в рот пальцы и раздирая ногтями горло.
Вертиго нарастает, будто меня погрузили в центрифугу. Бездна уже вокруг, тьма… и смерть. Я знаю, что в ближайшие минуты исчезну как личность, превращусь в зомби-горлодера, чтоб нажравшись вдоволь, пройти через метаморфозу, которая изменит мой геном до неузнаваемости.
Круговорот засасывает, и внезапно — ББАХ!!! — сознание отделяется от тела, вылетев, как пробка из бутылки. Я вижу себя, извивающегося на темном бетоне, и пускающего пену изо рта… пустая оболочка, без души и разума, закрученная в пучине безумия.
Я возношусь — только это не небо, не высота, и даже не космос. Это нечто иное: светящиеся искристые линии, проводящие энергию из одного уголка Вселенной — в другой.
Гравитационные волны ведут к пределам Ойкумены — к странному миру, напоминающему шумерскую Месопотамию, как я ее представляю: сочно-зеленые оазисы посреди желтых песков и коричневых гор, рядом с мутными потоками великих рек, зиккураты, исполинские быки с мужскими головами и скалы, испещренные клинописью. Но есть отличие, которое сразу рушит аналогию — необъятные поля ярко-красных цветов, похожих на розы с гигантскими бутонами. Я чувствую их аромат, наполняюсь им… но двигаюсь дальше — чтоб передать проклятие Ахамот.
Я нахожу Абракса в Висячих садах у Кристального Пика, он лежит на прохладной мраморной кушетке, остывая от жары, а маленькие ангелы массажируют его атрофированное тело.
— Кто здесь? — поднимается Верховный жрец Апейрона, выдернув ноги от массажистов.
Я вижу, что он слеп — да и будучи зрячим он не мог бы меня увидеть, ведь я — бестелесная сущность, сгусток энергии с сознанием. Но он чувствует меня.
— Кто ты есть?! — раздраженно вопрошает Суровый Бог, усевшись, и расположив свое уродливое лицо прямо напротив меня.
— Ахамот проклинает тебя! — говорю я, и понимаю, что также, как и Абракс, произношу это не вслух, а мысленно.
— Ха-ха-ха!!! — истерически хохочет он. — Это бред. Сестрица давно мертва. К тому же — это Абракс и Спящие прокляли ее… давным-давно. Кто ты?
— Зачем ты убиваешь людей? — спрашиваю я, вспомнив, что возвращаться мне некуда, мое тело уже завоевано вирусом. — Прекрати!
— Ааа, ты из земных червей, — осознает слепой бог. — Как ты здесь оказался? Что тебе нужно?!
— Я хочу, чтоб ты вернул мне Крылову, — по-детски наивно формулирую свое желание. — Ты отобрал мою единственную любовь. Ты не имеешь права…