Кареглазка и чудовища

Наседкин Евгений

— Ты как? Здоров? — спросил полковник у подошедшего Сидорова, вскользь взглянув на металлический короб в руках жены.

Лейтенант кивнул, хотя его голова была залита кровью. Тогда Горин связался с подвалом.

— Сокол, говорит Альфа, прием! Задача выполнена, начинайте отход.

****

Поворот влево, вправо, здесь уже светло — лучи пробивались в окна, и Мычаев успокоился. Они палили в черноту, но уже так, для проформы. И напоследок, гранаты… они разорвались в глубине коридора, обрушив стены, и подняв облако пыли. Сержант облегченно вступил в

вестибюль, и опустил автомат. Ох, и денек!

Налеткин пропал. Может, его убили? Было бы неплохо. Мычаев недолюбливал Налеткина — оба сержанта были из одной деревни, и грызлись, как волк с бараном. А, нет — вот он…

Движение. Колебание воздуха. Вонь уксуса. Боковым зрением Мычаев даже не увидел — ощутил, что рядом кто-то есть. Стрекот. Он развернулся и… клыки впились в лицо. Налеткин напротив, и не стреляет. БЛЯ, КАКОГО ВИКРАМА?!

****

Налеткин очень обрадовался смерти закоренелого врага, но быстро взял себя в руки. Он выстрелил… мимо? Тварь шарахнулась к лестнице, чтоб укрыться под ступеньками, и продемонстрировала татуировку вдоль позвоночника. Судя по атрофированным половым признакам, когда-то, до заражения, это была молодая женщина. И сейчас она была необычно неуклюжей. То ли раненная, то ли больная. Странно — морфы не болеют.

Вторая пуля пробила грудину твари, третья — снова мимо — самка упала. От подвала донеслось рычание, и Коровин с Черданцевым разрядили туда по рожку.

Когда Налеткин с Самойловым зашли за лестничный марш, подстреленная особь лежала, выгнув спину и выпятив живот. Монстр хрипел и кашлял кровью. В ухе ожил наушник. Вместо Босса раздался взволнованный голос его жены Елены Ивановны.

— Воробей, прием! Что с морфом?

— Воробей слушает, прием. Похоже, объект умирает.

Возникла пауза, прервавшаяся шипением и разговором с той стороны. Налеткин понял, что Крылова о чем-то спорит с полковником. Наконец, она вернулась.

— Забрать морфа, живо!

Налеткин ошарашено посмотрел на тварь, а затем на ребят — у них была общая связь. Они тоже не обрадовались — каждый рассчитывал, что рейд закончен. И так перебор с приключениями.

— Как забрать? Где, вообще, Илья Андреич?!

Что за хрень? Им подопытных мало?

— Пацаны, используйте мешок с лебедкой, — в этот раз по рации отозвался Горин. Голос у него был суровый и недовольный. — Больше в морфа не стреляйте. Загарпуньте.

Сержант оглядел школьный холл, пытаясь сообразить. Лебедка… она была на вертолете, на всякий случай. В рейдах бывали разные ситуации, и иногда лебедка оказывалась просто незаменимой. Коровин вывел его из ступора, поднеся брезентовый мешок и крюк с тросом — от лебедки, только что установленной снаружи. Быстро сработали…

— Окей, — нахмурился Налеткин. — Сделаем это, ребята, и домой.

Спустя немного они упаковали особь, напичкав седативными боеприпасами. В коридоре снова показались краклы — они продирались сквозь завал, как бешеные кроты. Налеткин с товарищами обильно нашпиговали коридор свинцом, а Коровин запулил пару гранат. Неймется сукам…

Черданцев загарпунил

мешок, снаружи заурчал мотор лебедки, и трос потащил добычу. Тварь трепыхалась, как рыбешка в сачке, но вскоре полностью затихла.

****

Кареглазка попробовала открыть кейс, но безуспешно. Только теперь я сам рассмотрел его при свете дня, и понял, что он действительно необычный. Глянцевая поверхность оставалась блестящей и без царапин, несмотря на все перенесенные испытания. А возле кодового замка, под рогатым символом биологической опасности, были выведены серебряные буквы «BG».

— Спасибо, — поблагодарила она. — Мы позже откроем его. Где-то я видела этот логотип…

Я улыбнулся, погладив ее по спине — ненавязчиво, дружески. Тише едешь — дальше будешь.

— Почему солдаты до сих пор возятся в школе?

Она подняла на меня свои огненные глаза. — Тебя это не касается, — и снова уставилась на дипломат. А скоро я сам увидел выбегающих солдат — они помогали двигаться тяжелому мешку, закрепленному на тросе. Судя по всему, в мешке был трескун.

— Зачем вам кракл? — спросил я у окровавленного Сидорова, присевшего рядом на лавке. Тот показал глазами на ученую.

— Для изучения.

— Чушь! — возразил я.

Он пожал плечами и ушел к вертолету, где Горин контролировал размещение «груза».

— Зачем вы это делаете? Они же опасны? — спросил я у Кареглазки, завороженно переворачивающей дипломат дак и эдак.

— Не лезь не в свое дело, — отрезала она, в сотый раз безрезультатно пытаясь подобрать правильный код. А затем все же сообщила. — С морфом что-то не так. Слабый. Увеличенные внутренние органы, вздутый живот, — она заметила мое недоумение и добавила, понизив голос. — Это может быть, что угодно: рак, паразиты, реакция иммунной системы. Нужно осмотреть.

— Беременность? — пошутил я.

— Исключено, — она снисходительно улыбнулась. — Морфы — это больные люди. И они не могут давать потомство. Это ведь не новый биологический вид.

— Если бы все больные люди не могли оставлять потомство… — саркастически протянул я.

— Если бы ты не был таким дураком, — засмеялась она, но не продолжила, что произошло бы в этом случае.

— То встретил бы тебя пять лет назад? — продолжил я вместо нее. — И сделал тебя беременной?

— У тебя не было шансов, — отрезала Елена Ивановна, бурно покраснев на лице и шее.

Я взял ее ладонь, и застыл, глядя в упор в медовые очи.

— Я умею быть очаровательным.

— Без шансов! — засмеялась Кареглазка. — Слишком молод. И вообще не в моем вкусе. Донжуан!

— Ты меня не убедила, — сообщил я. — Просто представь, как я целую и ласкаю тебя.

— Ты охренел?! — возмутилась она.

Боковым зрением я заметил приближение Горина. Надо прекращать флирт. Главного я достиг — понял, что Кареглазка любит кокетничать также, как и все девчонки, и заронил в ее разум теоретическое предположение о нашем интиме. Кто знает — вполне возможно, что в следующий раз, когда она будет спать с мужем, она представит меня?