Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
Уже не стесняясь в своих жалобах и откровениях, он пишет:
«Не только это прервало мою работу; пытаясь сделать ночью то, что я не успеваю делать днем, я заработал еще один карбункул, прямо возле пениса». {58}
Энгельс расслышал знакомый крик о помощи и отреагировал мгновенно. Выслушивая стенания Маркса, он, вероятно, ожидал сообщения о том, что отправка рукописи вновь отложена. Однако Маркс удивил его, послав «Капитал. Том 1» в Гамбург на второй неделе ноября 1866 года {59}. Из Манчестера явственно донеся вздох облегчения. Энгельс писал:
«После известия о том, что рукопись отослана, гора свалилась у меня с плеч. В связи с этим я выпью отдельный бокал — специально за твое здоровье.
Женни тоже чувствовала облегчение… но эта женщина прожила с Марксом жизнь, полную несбывшихся надежд и разрушенных мечтаний, поэтому и сейчас не могла отделаться от дурных предчувствий. Она писала Энгельсу в рождественском письме:
«Если гамбургский издатель действительно напечатает книгу так быстро, как обещал, книга в любом случае выйдет не раньше Пасхи. Большое счастье видеть чистовой экземпляр рукописи, такой объемной. Огромный груз свалился с моей души, но у нас достаточно тревог и забот и без этого… Я хотела бы видеть все в розовом свете, как и окружающие, но долгие годы тревог сделали меня нервной, и когда будущее кажется всем радужным, я вижу его только в черном цвете. Разумеется, это между нами». {61}
Вскоре страхи Женни подтвердились, и началась полоса неудач. Мейснер отказался печатать первый том, предпочитая ждать, когда Маркс закончит второй. Сам Маркс страдал от бессонницы и карбункулов на ягодицах, что по его собственному признанию, непосредственно было связано с его душевным состоянием {62}. (Позднее он шутливо писал Энгельсу: «Надеюсь, что буржуазия запомнит мои карбункулы до своего смертного часа».) {63} Наконец, ожило и старое пугало — деньги. В начале апреля 1867 года Маркс сообщил Энгельсу, что не может послать рукопись в Гамбург, как планировалось, потому что его одежда и часы заложены {64}. Энгельс, о котором Женнихен писала, что он «вне себя от радости» из-за окончания работы над книгой {65}, прислал Марксу деньги.
Много лет назад Энгельс говорил сестре, что не позволяет себе желать чего-то, потому что если он позволит себе эту слабость, тогда то, чего он всегда хотел, может превратиться в то, что ему никогда не достанется {66}.
Однако в апреле 1867 года, когда «Капитал» — хоть и с опозданием на два года — неуклонно двигался к публикации, Энгельс позволил себе и мечты, и желания, а также, как он признался Марксу, наконец-то представил себе более счастливое будущее.
32. Лондон, 1867
— Вы что-нибудь видите? — шепнул Пуссен Порбусу.
— Нет. А вы?
— Ничего.
— Этот старый мошенник нас обманул…
Когда Маркс, наконец, добрался до Ганновера, где ожидал получения верстки рукописи из Гамбурга, то получил длинное письмо от Энгельса, в котором его друг высказал все то, о чем не говорил почти два десятилетия, на протяжении которых неустанно поддерживал семью Маркса в ожидании выхода его выдающегося труда.
«Мне всегда казалось, что эта проклятая книга, которую ты так долго вынашивал, была главной причиной всех твоих несчастий и что ты никогда не выкарабкался бы и не мог выкарабкаться, не сбросив с себя этой ноши. Эта вечно все еще не готовая вещь угнетала тебя в физическом, духовном и финансовом отношениях, и я отлично понимаю, что теперь, стряхнув с себя этот кошмар, ты чувствуешь себя другим человеком… Вся эта перемена обстоятельств страшно радует меня, во-первых, сама по себе, во-вторых, специально из-за тебя и твоей жены и, в-третьих, потому что действительно пора, чтобы все эти дела пошли лучше».
Энгельс говорит, что через два года
«Я ничего так страстно не жажду, как избавиться от этой собачьей коммерции, которая совершенно деморализует меня, отнимает все время. Пока я занимаюсь ею, я ни на что не способен.»
Разумеется, оставление бизнеса сулило резкое падение доходов, но Энгельс оптимистично считает, что «Если все пойдет так, как намечается, то и это устроится, даже если к тому времени не начнется революция и не положит конец всем финансовым проектам. Если революции не будет, я оставляю за собой право к моменту своего освобождения выкинуть забавную шутку и написать веселую книгу: “Горести и радости английской буржуазии”…» {2} [56]
56
Русский перевод дан по: К. Маркс, Ф. Энгельс, Сочинения, Т. 31.
Маркс тоже позволил себе помечтать. В Гамбурге Мейснер приветствовал его с большим энтузиазмом и заверил в своей готовности издавать его работы {3}. Переполненный радостными надеждами, Маркс рассказывал своему приятелю в Женеве, что «Капитал» — это, без сомнения, самая убийственная бомба, которую когда-либо бросали в голову буржуазии». {4}
Другому другу, в Нью-Йорке, он пишет (хотя и закончив только первый том), что ожидает выхода оставшихся трех томов в течение года и использует каждую минуту, чтобы завершить поскорее труд, «которому я принес в жертву свое здоровье, счастье и семью… Я смеюсь над так называемыми «практичными» людьми и их мудростью. Если хочешь быть одним из стада — тогда, конечно, можно повернуться спиной к страданиям других и заботиться только о собственной шкуре». {5} Наконец, он пишет Энгельсу: «Я надеюсь и от всей души верю, что в течение года все будет кончено — в том смысле, что я наконец-то поправлю свои финансовые дела и встану на собственные ноги». {6}
В свой 49-й день рождения Маркс получил первые листы верстки, а издатель разместил уведомление о готовящейся публикации книги Маркса в газетах. Дела, казалось, двигались в правильном направлении, и Маркса распирало радостное нетерпение {7}. Никаких трудностей не предвиделось. В Ганновере он поселился у самого настоящего «групи» — поклонника их с Энгельсом творчества (Маркс назвал его «фанатичным приверженцем»). Врач-гинеколог, доктор Людвиг Кугельманн открыл для себя труды Маркса и Энгельса еще во времена их первой совместной работы «Святое семейство» и с тех пор прилежно собирал все их публикации. Не вполне ясно, что именно привлекало Кугельманна в социализме, коммунизме или самом Марксе — доктор был буржуа до мозга костей. Однако что бы это ни было, Маркс испытал настоящее потрясение, обнаружив в библиотеке Кугельманна лучшее собрание их с Энгельсом сочинений — у них самих такого не было {8}.
Груз «Капитала» свалился с плеч, Кугельманн исполнял любую прихоть Маркса — и Маркс заявил о том, что здоровье его резко улучшилось. Вероятно, немало способствовало этому улучшению сердечное внимание 33-летней дамы, некой мадам Тенге, в девичестве Болоньяро-Кревена — эта супруга богатого немецкого землевладельца поселилась у Кугельманна во время визита Маркса {9}. Он описывает ее в письме к Женнихен, как «истинно благородную натуру, утонченно учтивую, с откровенным и простым характером. Безупречное образование. Она отлично говорит на английском, французском и итальянском (она сама итальянка по происхождению)… Атеистка и тяготеет к социализму, хотя и мало сведуща в этом вопросе. От всех прочих ее отличает удивительная доброта и отсутствие всяких капризов и претензий…»