Карл VII. Жизнь и политика

Эта книга не ставит перед собой цель рассмотреть историю средневекового королевства Франции и его жителей в первые шесть десятилетий XV века. Она намеренно сфокусирована на политической истории Карла Французского, или Карла де Валуа (1403–1461), который последовательно был графом Понтье, Дофином и самопровозглашенным регентом королевства Франции, и, наконец, королем Франции как Карл VII. Карл был сосредоточен на своей персоне (ему приходилось сомневаться в себе), своей семье, своем окружении, своих подданных, своих друзьях, своих союзниках и своих врагах и, в целом, на осуществлении своей власти, в то время как эпоха, в которую он жил, была, мягко говоря, контрастной. С одной стороны, обстоятельства долгое время складывались для него крайне неблагоприятно, но, с другой стороны, продолжалась начавшаяся более века назад централизация государства, что было для Карла немалым подспорьем. Конечно, следует задаться вопросом, в какой степени он сам участвовал в этой долгосрочной эволюции? Если в целом на протяжении большей части XV века суверенные державы Западной Европы переживали серьезные перемены, то в случае с Францией можно говорить о настоящей буре. Современники без колебаний говорили об этом, используя сравнение с мечущимся среди бурных волн кораблем лишенным руля.

Имея уже столько написанных биографий, четыре или пять из которых до сих пор служат справочниками (я без угрызений совести черпал из них сведения), зачем же вновь интересоваться этим историческим персонажем, чей образ для "светской" публики строго негативен (вспомните как его показывают в фильмах о Жанне д'Арк): странный, угрюмый, утомленный жизнью (о чем свидетельствует знаменитый портрет кисти Жана Фуке, на котором Карл выглядит "унылым и изможденным", и как писал Жорж Дюби: "печальный король, но все же король!"), игрушка в руках своего окружения, брошенная на произвол судьбы событиями, которые были ему неподвластны. Карл VII чрезвычайно бледно смотрится на фоне героической и святой Жанны д'Арк, "прекрасной

Агнессы", "доблестного Дюнуа" или "мудрого Жака Кёра", этого яркого представителя предпринимательского духа. Правомерно ли ставить Карла в центр картины, действительно ли стоит шаг за шагом прослеживать его сложную карьеру, пытаться разгадать загадку якобы заурядного характера, внимательно изучать его мысли, которые мы, справедливо или нет, представляем себе такими же заурядными, и рассматривать во всех аспектах его деятельность? В целом, его сын Людовик XI, несмотря на все его недостатки, является более привлекательной фигурой, благодаря незаурядному уму и широте взглядов. Не заслуживает ли Карл VII в галерее французских королей места второстепенного персонажа, поскольку он был полностью обязан другим людям за то, что "вышел сухим из воды"?

Я бы сказал, что с самого начала, именно это меня и интересовало: каким образом ему удалось это сделать, учитывая постоянно меняющуюся политическую ситуацию и социальные потрясения? Ведь Карлу VII необходимо было решить три сложнейшие задачи: добиться повиновения подданных, восстановить и укрепить свою легитимность, и одержать победу в войне.

На протяжении веков царствование Карла VII создавало для историков проблемы. В 1661 году Дени Годфруа, советник и личный историограф Людовика XIV, опубликовал труд под название История Карла VII, короля Франции, написанная Жаном Шартье, монахом-бенедиктинцем из аббатства Сен-Дени, Жилем Ле Бувье, Герольдом Берри, Матье де Ковси и другими авторами того времени, содержащая наиболее памятные события, произошедшие с 1422 по 1461 год и дополненная несколькими примечаниями, мемуарами, трактатами и другими историческими произведениями (Histoire de Charles VII, roy de France, par Iean Chartier, sous-chantre de S. Denys, Iacqves Le Bovvier, dit Berry, roy d'armes, Mathieu de Covcy, et avtres authevrs du temps, qui contient les choses les plus memorables, aduenues depuis l'an 1422 iusques en 1461, mise en lumiere & enrichie de plusieurs titres, memoires, traittes et autres pieces historiques). Это был фолиант объемом более 900 страниц, украшенный несколькими гравюрами и снабженный генеалогическими таблицами. Состав этого замечательного сборника заслуживает отдельного комментария, которому здесь не место. Скажем лишь, что в него входили не только хроники, но и документы, касающиеся, например, Орлеанского бастарда. В посвящении же Людовику XIV, мы читаем следующее: "С большим основанием, сир, век короля Карла VII называют самым знаменитым из всех веков, ведь до этого было невиданным, чтобы на государство нападало столько могущественных врагов, и его разделяло столько различных партий; все королевство было лишь полем битвы и театром ужаса и жестокости. Но, сир, этот великий государь, поддерживаемый верой в справедливость своего дела, сражался и победил своих грозных врагов, уничтожил эти опасные партии и, наконец, привел эту кровавую войну к счастливому завершению". Естественно, историограф Людовика XIV намеренно проводил параллели с временем в котором жид: "Сир, когда вы вступили на престол, Франция была охвачена жестокой войной; в государстве тогда бушевали неистовые бури. Но для вас была уготована слава закончить войну, которую вы не начинали, восстановить спокойствие после стольких бурь, и, наконец, обеспечить своему народу мир, который был предметом его желаний и плодом ваших побед" [1] . Из века в век, от конфликтов с Бургундией и Англией до Фронды и внешних войн, происходил один и тот же процесс, приводивший к одному и тому же результату: после тяжелых испытаний — победа и мир. Именно этот диагноз Дени Годфруа я хотел бы проверить, поставив более сложные вопросы, основываясь на гораздо большем количестве информации, чем было в его распоряжении, по крайней мере, на это я надеюсь.

Впервые я столкнулся с Карлом VII много лет назад во время исследования военнообязанных слоев населения и военных институтов во Франции XIV и XV веков [2] . Карлу по праву приписывают создание знаменитых Ордонансовых рот (Сompagnies d'ordonnance) и "национального" ополчения Вольных стрелков (Francs archiers) — две инициативы, которые позволили ему выиграть последние кампании Столетней войны и принесли ему официальный титул Победоноснейшего короля. Когда мои исследования перешли к истории дворянства как общественного меньшинства (1,5 % населения), с довольно сильной идентичностью и все еще доминирующего в верхах общества и коридорах власти, несмотря на кризисы, критику и конкуренцию со стороны других сословий, я спросил себя, в какой степени "люди из дворян" служили или не служили королю. Здесь следует особо упомянуть Jouvencel Жана де Бюэя, который передает технические и социальные аспекты повседневности войны во времена Карла VII, и пытается противопоставить его Людовику XI [3] . Обстоятельства привели меня к тому, что в 1980-х годах, довольно случайно, я увлекся современной и посмертной историей Жанны д'Арк. В результате я неизбежно начал снова задаваться вопросом об отношениях между Жанной и ее королем, которые во многом выглядят запутанными или загадочными, как во время ее осуждения, так и во время ее реабилитации. Наконец, во время семинаров по королевской власти в позднее Средневековье, которые мы с Франсуазой Отран вели в течение нескольких лет в различных университетах, я часто останавливался на том или ином аспекте правления Карла VII в соответствии со следующими четырьмя критериями: практика власти, механизмы ее функционирования, ее концепция и ее репрезентации. В частности, изучение этого царствования приводит к вопросам о существовании и значении общественного мнения, формах пропаганды, политических кадрах (через просопографию), значении клятв политического характера, передаче и получении приказов, о согласии на различные формы налогов, о целях, средствах и принципах дипломатии, о роли Церкви в жизни государства и наоборот, о политическом символизме королевской эмблемы, и, наконец, о таком загадочном и противоречивом объекте, как национальные чувства. Время Карла VII предоставляет широкие возможности для рассмотрения всех этих вопросов.

Согласно часто повторяемому изречению Марка Блока, историк (хороший историк!) сравним с людоедом из легенды, постоянно рыщущим в поисках человеческой плоти, свежей плоти. Я бы сказал, вечного жаждущим пить из "источников", какой бы природы и доступности они ни были. Именно благодаря "источникам", проанализированным и тщательно изученным, историк способен понять людей прошлого. Но каковы же источники? Беглое изучение предыдущего царствования, Карла VI (1380–1422 гг.), позволяет нам опереться на три основных блока: 1. Относительно многочисленные финансовые документы, остатки архива Парижской Счетной палаты; 2. Сокровищницу хартий (Tresor des chartes), документы которой, содержащиеся в регистрах, имеют не последнее значение; 3. "Литературные" тексты на французском и латыни, чаще всего в прозе, иногда в стихах, написанные Филиппом де Мезьером, Оноратом Бове [4] , Эсташем Дешаном, Кристиной Пизанской, Жаном де Монтреем, Жаном Жерсоном и другими; 4. Последняя из четырех книг Хроники Жана Фруассара (Chroniques de Jean Froissart), наиболее удачная в литературном отношении, а также обширная Хроника правления Карла VI Французского (Chronique du regne de Charles VI) на латыни, написанная Мишелем Пинтуаном, кантором из аббатства Сен-Дени, который убедительно излагает целую политическую и религиозную концепцию [5] . Если привлечь источники периода царствования Людовика XI, то можно опереться на одиннадцать томов его писем, часто очень откровенных, и мемуары Филиппа де Коммина, который был в очень близких отношениях со своим "господином" на протяжении более десяти лет, депеши миланских послов, государственные бумаги Жана Бурре, до сих пор практически не опубликованные [6] , и, наконец, документы политических процессов, наиболее важными из которых являются дела Луи де Люксембурга, графа де Сен-Поль и коннетабля Франции, и Жака д'Арманьяка, герцога Немурского.

В любом случае, царствование Карла VII, даже если его первая часть

явно недостаточно задокументирована из-за административного и институционального беспорядка, не уступает по освещенности источниками ни предыдущему ни последующему. Четыре крупные дипломатические конференции (Труа, 1420; Аррас, 1435; Уи, 1439; Вестминстер, 1445) оставили множество отчетов хранящихся в разных архивах. То же самое можно сказать и о времени Жанны д'Арк, чья личность и деятельность вызывали столько вопросов. Если некоторые хроники довольно универсальны (Жан Шартье, Герольд Берри, Монстреле), то труды бургундского indiciaire [7] Жоржа Шатлена (или то, что от него осталось) и История Карла VII (Histoire de Charles VII) Тома Базена поражают своей актуальностью и высоким уровнем осмысления событий. Карл VII также был инициатором политических процессов (процесс Жака Кёра, реабилитация Жанны д'Арк, суд над герцогом Иоанном Алансонским), а миланские послы отправляли депеши с ценной информацией Франческо Сфорца, что позволяет нам понять политику французского двора с 1450 года до конца царствования. Кроме того, ситуация в стране послужила поводом для написания страстных памфлетов и ученых трактатов королевским секретарем Аленом Шартье, архиепископом Реймса Жаном Жувенелем дез Юрсеном, архиепископом Тулузы Бернаром дю Розье, автором анонимного сочинения Дебаты герольдов Франции и Англии (Debat des herauts d'armes de France et d'Angleterre). Сохранилось также несколько меморандумов противостоящих держав (Англии и Бургундии), в которых высказываются мнения о продолжении военных действий и о том, что делать, чтобы одержать политическую победу. Правда, королевские счета очень скудны, но они не утеряны полностью, тем более что выписки из них были сделаны историками XVII и XVIII веков. Муниципальные архивы (Лиона, Пуатье, Реймса, Тулузы, Тура и т. д.) также проливают свет на отношения между королем и его "добрыми городами". Что касается символов, которые он использовал для пропаганды своей личности и своей политики, то они стали более известны благодаря работам Жан-Ива Рибо [8] и Малькольма Вейла [9] , а также недавнему приобретению Лувром великолепного фрагмента гобелена [10] . Невозможно пройти мимо незаменимого и откровенного Дневника парижского буржуа (Journal d'un bourgeois de Paris), которому нет аналогов ни до 1405 года, когда он был начат, ни после 1449 года, когда он был завершен. При этом до сих пор не существует каталога актов Карла VII, хотя многие из них были опубликованы и большинство из них, по крайней мере, известны. Гастон дю Френ де Бокур, который взялся за эту работу между 1860 и 1890 годами, ее не завершил или, по крайней мере, не опубликовал, хотя это начинание постоянно упоминается в его Истории Карла VII (Histoire de Charles VII, 1881–1891), состоящей из разделенных на шесть томов 3.300 страниц, — настоящий образец аналитической, методичной и критической истории. Гастон дю Френ де Бокур говорит о примерно 30.000 документов, которые, если их инвентаризировать, могли бы составить огромный корпус, сравнимый с Корпусом Филиппа (Corpus philippicum) о царствовании Филиппа Красивого. Стоит ли сожалеть о отсутствии такого каталога? Безусловно. Изменило ли бы его наличие наше общее представление о царствовании Карла VII? Сомнительно.

Даже если Карл VII по определению является центральным персонажем интриги с множеством нитей, которые он держал в руках и сплетал, но в плену которых часто сам и оказывался, я стремился никогда не забывать главных игроков: Англию, Бургундию и Шотландию, а также Бретань, Анжу, Орлеане, Бурбоне, Фуа, Арманьяк и, конечно же, Империю, папство и итальянские государства.

Несколько лет назад Жак Ле Гофф в своей книге, над которой он долго работал, убедительно показал, насколько иллюзорно было бы претендовать на то, чтобы постичь личность Людовика Святого, как мы можем это сделать с Шарлем де Голлем или Жоржем Клемансо, поскольку иной менталитет и агиографический характер источников (включая свидетельство Жуанвиля), исключают такой подход, а идеализированный образ мешает увидеть скрывающегося за ним живого человека. Конечно, Карл VII существовал в мире, который во всех отношениях очень далек от нашего собственного, хотя бы из-за материальных условий. Тем не менее, мы, благодаря портрету Жана Фуке знаем как король выглядел, хотя многие современники оставили противоречивые сведения о его личности и характере. Это означает, что публичный образ короля, этого монарха достойного драм Шекспира, не полностью скрывает его личность. В случае с Карлом VII мы имеем замечательный пример того, что иногда называют рождением личности. И именно этому посвящена данная книга.

У историков позднее Средневековье, охватывающее XIV и XV века, а точнее период с 1340-х по 1460-е годы, пользуется дурной славой. По крайней мере, во Франции (ибо суждение будет совсем другим, если мы перенесемся в Италию, где Треченто и Кватроченто были частью того, что известно как Ренессанс), мы имеем дело с миром, в котором главенствует война, миром который обнищал, поражен эпидемиями и голодом, периодически сотрясается бурными социальными протестами, как в городах, так и в деревнях, поколеблен в своих традиционных религиозных верованиях и политически нестабилен. Об этом свидетельствуют документальные источники и повествования о событиях в хрониках того времени.

Это не противоречит свидетельствам, которые можно назвать литературными, даже если их подход весьма специфичен и подчеркивает личный взгляд на мораль общественной и частной жизни.

Великие писатели — Филипп де Мезьер (ок. 1325–1405), автор Сна старого пилигрима (Songe du Vieil Pelerin, 1389), в котором он горячо призывает христианский мир в целом и королевство Франции в частности исправиться, прежде чем отправиться в крестовый поход, Онорат Бове (1346–1409), автор книги Древо сражений (L'Arbre des batailles, 1389), в которой он сожалеет о вездесущности конфликтов и засилье всевозможных взяточников и других "воров", и Эсташ Дешан (1346–1406), чье огромное поэтическое наследие, часто обличает, иногда в апокалиптических выражениях, несчастья эпохи — все трое, каждый в своем жанре, свидетельствуют об унынии, тревоге, даже страданиях, которые испытывали не только они. Многие чувствовали, что необходимо срочно обратиться к божественному милосердию. Об этом говорит Онорат Бове в другом своем произведении, Явление мэтра Жана де Мёна (L'Apparicion maistre Jehan de Meun, 1399), в котором он представляет сцену с участием призрака автора Романа о Розе (Roman de la Rose), врача, сарацина, еврея и доминиканца, которые по очереди критикуют различные стороны царящего беспорядка. Он прости Людовика, герцога Орлеанского (которому посвящен этот "маленький памфлет"), брата психически больного Карла VI, дать королю хороший совет и обеспечить, "ради блага его души, здоровья его тела и восстановления всего его королевства", исправление "излишеств", которые все могут наблюдать. В противном случае, добавил он, сарацины нападут на христианский мир, тем более что Бог "отнял у нас ясный свет Святой Церкви" (это время Великого западного церковного раскола, начавшегося в 1378 году, и последствий поражения в битве при Никополе в 1396 году, во время и после которого христианское рыцарство, особенно французское, было истреблено по приказу султана Баязида II).

Мы не можем исключить возможность того, что французский двор, несмотря на празднества и роскошь, которой он наслаждался благодаря довольно обильным налоговым поступлениям, и несмотря на красоту и приятность его жизни, был чувствителен к этой ситуации. Слишком много проповедников напоминали ему об этом. Однако, важно подчеркнуть, что к 1400 году, несмотря на проблемы, неопределенность и опасности, в этой явно привилегированной среде сложилось впечатление, что ситуация в стране после царствований Иоанна II Доброго и Карла V имеет тенденцию к улучшению, и, что королевство Франция, когда-то "сильно ослабленное в чести, силе и богатстве" (Фруассар), все еще или снова находится во главе христианского мира. Так считал Этьен де Конти из аббатства Корби, который в сочинении, написанном как раз в 1400 году, он рассматривает различных христианских королей и задается вопросом: разве король Франции не единственный, кого Церковь называет "христианнейшим королем", единственным, кто был помазан елеем ниспосланном с Небес? [11] И это звание, — настаивает Онорат Бове, — король сохраняет при условии, что он и его народ останутся верными святому христианскому закону, источнику так необходимого единства: