Картограф
Шрифт:
– Уже восемь, матушка ужинать зовет. Пойдешь?
Филя кивнул. Он зажмурился покрепче и проговорил про себя: молоко черной козы, лягушачья слизь, береза. Вроде, запомнил. Постой-ка, как он сказал, его зовут? Додон? Это имя показалось Филе знакомым, но он никак не мог припомнить, где оно ему встретилось. Ах, точно, Витин портсигар! От неожиданности он чуть не вскрикнул: слишком уж толстой оказалась та нить, которая связала его со случайно остановившимся таксистом в кольчуге. Судьба, злой рок, предназначение?
– Витя, а можно я на твой портсигар взгляну?
–
– Так, - неопределенно сказал Филя, стараясь не выдавать своего волнения.
Витя полез в карман рубахи, достал портсигар и осторожно подал Филе, как будто боялся, что тот укусит его за палец. Мелькнули выцарапанные слова «Грифон Момон Додон».
– А что значит эта надпись?
– спросил Филя, машинально поглаживая маленькую букву «Добро» мизинцем.
Витя изобразил на лице совершеннейшее безразличие и сказал:
– Не бери в голову, какая-то ерунда.
– Зачем врешь?
Витя от удивления раскрыл рот, беспорядочно и кособоко перекрестился:
– Вот те крест... вот те крест...
– Не надо мне креста! Рассказывай, что знаешь. Ты ведь сам это написал?
– Сам. Любопытный какой! Все-то тебе расскажи да покажи. Секрет это, понял?
Филя неожиданно увидел себя со стороны. На лицо наползала, как дождевая туча, нехорошая улыбочка. Вид бравый, почти демонический.
– Теперь у нас нет друг от друга секретов. Не забывай, только я могу дать тебе то, что ты ищешь. Мне был сон. Я изготовлю для тебя карту. Но сперва ты мне расскажешь, кто такой Додон.
– Да не знаю я, что ты пристал!
– закричал Витя, отскакивая к двери и убирая портсигар поглубже.
– С месяц назад я таксовал на Утином острове. Сели двое, сразу пачку денег сунули. Толстую, я даже считать не стал, так обрадовался. Покатили мы на Марьин пустырь. Они все молчали, один что-то жевал, другой гудел себе под нос. Я не спал две ночи, чинил мотор, чую, глаза закрываются. Бью себя по ляжке локтем, головой трясу - ничего не помогает, прямо морок какой-то. Очнулся - машина на обочине, сам лежу рядом с ней, справа лес, слева кладбище.
– Кладбище?
– переспросил Филя, невольно вздрагивая. Витина история с каждым словом нравилась ему все меньше и меньше.
– Да, обычное такое кладбище, только незнакомое. Смотрю - на ограде сидит ворона. Жирная, голову на бок склонила и на меня уставилась. Вроде как заклевать хочет. Я ей говорю: «Кыш, кыш!» А она не улетает, с ноги на ногу переваливается. Приподнимаюсь, чтобы ее спугнуть, и тут вижу, как те двое, что ко мне в машину сели, выходят из кладбищенских ворот. Несут в холстине что-то тяжелое. Я опять бухнулся на землю, вроде как до сих пор в себя не пришел. Тут один другому говорит: «Что, растолкаем его?» А тот: «Да не надо, отсюда недалеко. Ты только не вынимай ее, а то замерзнет». И тут у первого из-под пальто что-то как квакнет! А потом еще раз и еще раз. Я приоткрыл глаз, но ничего не увидел.
– Это была лягушка?
– спросил Филя.
– Наверно. А что же еще? Второй, смотрю, на коленки опустился, развернул холстину,
– Витя, это кисточка была, - тихо сказал Филя.
– Какая еще кисточка? А может, и кисточка, мне это не интересно. Я еще полчасика полежал, спину начало морозить, все ж не июль. Встал, потащил труп обратно. Нашел могилу, кинул его туда, как смог, землей забросал. Без лопаты не сподручно было, весь перемазался, как чухан.
– А что на гробовой плите было написано? Ты прочел?
– Сейчас, погоди вспомню. Мясоедов Александр, а отчество... нет, вылетело из головы. Простое какое-то - Иванович или Сергеевич.
– Ладно, бог с ним с отчеством, - дернул головой Филя. Слово «бог» больно обожгло ему язык, и он, чтобы перебить боль, прикусил щеку зубами.
– А когда умер, давно?
– Не так чтобы. В этом году. Честно, я не запомнил дату. Мне хотелось побыстрей его закопать и смыться.
– И что дальше было?
– Я вернулся к машине, сел. Еле завелась, внутри все промерзло - дверь-то открыта была. Пока ехал, так и сяк в голове вертел эту присказку дурацкую, про Додона. А потом понял, что забываю ее. То вместо «Момон» «Мормон» скажу, то «Грифон» не могу вспомнить. Остановился у обочины, дай, думаю, запишу. И представляешь, ни клочка бумаги, ничего. Открыл портсигар - пустой! Тогда вынул я из бардачка гвоздь и прямо на крышке нацарапал. Вот так это было. Не знаю я, кто такой Додон.
– Зато я знаю, - мрачно сказал Филя.
– И кто же?
– Мой демон.
Витя вздохнул и сел рядом с ним на кровать.
– Посещает, стало быть?
– Да. Только засыпаю, он уже тут. Он мне и сказал, как сделать для тебя карту.
– И что, много для нее надо?
– живо заинтересовался Витя.
– Молоко черной козы, слизь лягушки, вроде все. Еще пергамен. Тот-то мы истратили, надо новый добыть.
– Так, молоко козы не проблема. У соседки как раз такая. Только она безрогая, это ничего, сойдет?
– Про рога Додон не сказал. Видно, большой разницы нет.
– Ага, а с лягушки мы слизь соберем, это минутное дело. Вот только за пергаменом придется ехать.
– Куда?
– К молоканам или в Пятницкий монастырь. Ладно, я спрошу у наших, где с охраной пожиже, туда и рванем. Завтра отдыхаем, там выходные, а в понедельник давай попробуем.
– А если нас поймают?
– спросил Филя.
– Что тогда?
– Не поймают, - сказал Витя, и на лице его развернулась, как гармошка, знакомая белозубая улыбка.
– Я же Витязь, все будет шито-крыто. Добудем тебе пергамена на сто лет вперед.