Картограф
Шрифт:
Пораженный, Витя молча рассматривал стрелу.
– Это она, - пробормотал он.
– Заговоренная стрела! Осталась только карта, и все...
– Что все?
– Все, - тупо повторил Витя. Больше за вечер он не сказал ни слова. Со стрелой он не расстался и на ночь. Филя помыкался-помыкался и лег на тюфяк спать, где незамедлительно уснул, усталый и впервые за эти дни довольный собой.
Буквоед
– Ты чего нервный?
– спросил Витя, когда Филя опрокинул вторую по счету чашку с кофием. На белоснежной скатерти
– Почему они молчат?
– в тоске заломил руки Филя.
– Кто?
– Полиция. Как ты думаешь, они ищут Настеньку?
Витя раздумчиво повертел в руках кусок сахара и ловко бросил его в рот.
– Ищут-то они ищут, только вот едва ли найдут. Знаешь, сколько в Бурге народу живет? Миллион, а то и больше! А если считать села, типа нашего, так и все пять миллионов будет.
– Но ее же кто-то должен был видеть! Дворники, соседи. Опросить нищих, попрошаек всяких, они целый день на улице.
– Тебе бы в сыщики пойти, - усмехнулся Витя.
– Может, этот твой краб в бегах, скрывается? Окопался где-нибудь и ищи-свищи ветра в поле. А если он совсем краб, как ты говоришь, так мог и в заливе укрыться. Отковырнул льдину и бултых!
– О нет!
– вскричал Филя, живо представляя, как исчезает в темной пучине Настенькина голова. Нет, нельзя в это верить, иначе случится! Надо быть стойким, сестра хотела бы видеть его таким.
– Да шучу я, шучу, - сказал Витя.
– Ты, брат, поезжай в участок, пни их как следует, а то они разведут тягомотину, не дождешься.
– Точно!
– воскликнул Филя.
– Поеду. Подвезешь?
– Без проблем.
И они поехали в участок. Уже сидя в Витином автомобиле, Филя вспомнил, что дал стряпчему неверный адрес. Он-то думал, что будет жить у тетки, на Пушкина, а вышло так, что заселился в Малярово. Кто бы его там разыскал? Дурья башка, надо было раньше сообщить! Как это он не догадался? Все нервы, суета, губ дрожанье.
За пару кварталов до участка Витя остановился и сказал:
– Вылезай, дальше не поеду.
– Боишься?
– спросил Филя, безнадежно пытаясь натянуть на уши картуз.
– Ничего я не боюсь. Просто у меня дела в другой стороне. Ну, вылезай скорее, чего расселся!
Филя улыбнулся и выскочил на мороз.
В участке, как и в день приезда, яблоку было негде упасть. Пара дворников волокла по коридору обросшего вшивого бродягу, который горланил запьянцовскую песню. Порхали стряпчие с кипами бумаг. Треск телефонов, неумолкаемый гомон, стоны, доносящиеся из подвала, - все это сливалось в симфонию благодатного полицейского делопроизводства. Филя присел на стульчик и принялся ждать, когда на него обратят внимание. Он сидел долго, не меньше двадцати минут, пока его не окликнули.
– Филимон! Что ты здесь делаешь?
– Ромэн Аристархович, - обрадовался Филя.
– Сколько лет, сколько зим!
Ромэн Авдеев, немолодой,
– Ты давно ли приехал?
– спросил Авдеев, вертя Филю, как тряпичную куклу.
– Какой стал, не узнать! Похудел, возмужал. Как Настенька?
Филя поник:
– Именно поэтому я и здесь. Ромэн Аристархович, беда случилась. Настеньку похитили.
– Как?! Кто? Пойдем ко мне в кабинет, расскажешь. Будет тебе, не плачь, ты же парень! Вот, возьми мой платок, он чистый.
Филя всхлипнул и принял платок.
Управа занимала нижний этаж огромного особняка старинной постройки. Главный коридор ветвился на несколько побочных, двери кабинетов то и дело хлопали, как уши слона, грозя сбить проходящих мимо.
– Не отставай, - сказал Авдеев, видя, что Филя заглядывает с надеждой в кабинеты.
– Кого-то ищешь?
– Городового, который меня сюда привел.
– Как его зовут?
– Не знаю. Не спросил. Он большой, толстый, лет сорока.
– Они все такие, других не держим. Да на кой черт тебе городовой? Я быстрее разберусь.
Только они повернули за угол, на Авдеева напал узкий, как глист, стряпчий и принялся лопотать:
– Стойте, Ромэн Аристархович. Битый час вас ловлю. Вот бумаги по делу Денисова, взглянете? Что, торопитесь? Ах, как это некстати! Меня Сам послал, говорит, срочно. Ищи, дескать, Авдеева, из-под земли добудь, а чтоб подписано было.
– Давай сюда, - буркнул Авдеев и не глядя подмахнул документ протянутым пером. Когда стряпчий скрылся в двери, он усмехнулся.
– Развелось дармоедов. Раньше все следователи заполняли, а теперь решили, что бумажная работа не для нас, наняли всякий сброд. Бегают, прохода не дают.
– Так вы же сами говорили, что не любите бумажную работу!
– заметил Филя.
– Не люблю. А еще меньше люблю, когда жалованье уменьшают. Я уж лучше заполню сто формуляров, и на бутерброд не голодную слезу намажу, а маслице. Поверишь, нет, у нас стало столько бумажек, что они изо всех щелей хлыщут, как вода. Страшно шкаф открыть - погребет.
Они дошли до кабинета с надписью «Следственный отдел», и Авдеев распахнул дверь, приглашая Филю войти. Комната была почти пуста, если не считать седовласого следователя, изогнувшегося над столом. Он методично перекладывал мелочи из одного ящика в другой.
– Это Евлампий Лукич, не обращай на него внимания. Спятил лет шесть тому назад: бандиты пытали его раскаленной кочергой. На пенсию нельзя - герой участка. Вот и сидит этаким памятником служебному подвигу.
Филя с жалостью посмотрел на Евлампия Лукича и подумал, что со стороны Авдеева было довольно бестактно обсуждать его в третьем лице, да еще и таким тоном. Но старик совершенно не обратил на них внимания, он подслеповато щурил глаза, разглядывая невесть откуда взявшийся камешек.
– Сердолик, - промямлил он, нежно беря камешек трясущимися пальцами.
– Полежи здесь, родной, придет и твой черед.