Карты, деньги, две стрелы
Шрифт:
— Явился в Эгес, надел мою личину и обеспечил мне три статьи с двумя расстрелами… Подробности осветить?
— Вранье! — заголосил контрабандист, подпрыгнув на месте. — Ничего я не надевал! И ноги моей в Эгесе том не было!
— Да ты что? — вызверился я. — А из-за кого меня теперь весь кнесат с собаками ищет?!
— Мне откуда знать! Сам накуролесил, а я отвечай?
— Тихо, сказал! — Уже знакомый рык в секунду заставил нас заткнуться. — Офицер, вы говорите, что Коди вас подставил. Предположим.
— Ваше сиятельство!..
— Не встревай. Я сказал — предположим. И когда же, позвольте узнать, сия подстава с надеванием
— В первый раз — около двух месяцев назад, — ответил я. — В последний — где-то с пару недель… Да какая разница?
— Большая, — отрезал Робилард. — За последние три месяца Коди из отряда не отлучался. А если вы не верите моему слову — придется поверить своим глазам. Коди, сюда!
Он ткнул пальцем в землю прямо перед собой. Бывший курьер повиновался. Остановившись перед господином, послушно склонил голову. Его сиятельство стянул свои роскошные перчатки и, прикрыв глаза, возложил ладони на макушку контрабандиста. Я вздернул брови — ничего не понимаю! Это что за пастораль? И чему я, простите, тут верить должен?
— Знаете что… — закипая, начал было я, но тут же умолк — фигура замершего Коди начала терять очертания.
Мгновение — и перед Робилардом, все так же склонив голову, стоял какой-то неизвестный мне фений. Пузатенький и плюгавый. Нет, ну «курьер», конечно, тоже не красавец, однако же…
— Три дня назад, — пустым голосом прокомментировал его сиятельство и, отняв на миг ладони от макушки Коди (или не совсем Коди), вновь возложил их обратно. Эй, минуточку! А где пузан?
— Неделю назад, — сообщил Робилард поверх головы самого себя.
Я вытаращил глаза — ну зеркальное отражение, чтоб мне опухнуть!..
— Две недели…
Кнесица де Шасвар возмущенно ахнула — перед впавшим в транс фением стояла ее точная копия. Разве что неправдоподобно покорная. Я хмыкнул.
— Три…
Снова какой-то незнакомый фений. Потом — вообще лошадь. Потом — агуанка. Потом — снова Робилард… Личины менялись все быстрее и быстрее, словно раз за разом падала со змеи старая шкура. Я уже ничему не удивлялся, только смотрел, открыв рот, до той самой минуты, когда под руками его сиятельства вдруг закудрявились рыжие локоны и моему изумленному взору предстала та самая дамочка с заставы Армиша.
— Да чтоб тебя! — выдохнул я.
Его сиятельство вздрогнул и открыл глаза. Стоящая перед ним «женщина» тут же заколебалась в воздухе, расплылась, как краска по воде, и вновь обернулась Коди.
— Я вас убедил? — Голос Робиларда не сразу пробился в мое сознание.
Я молча пялился на физиономию бывшего курьера, с тоской осознавая, что моя блестящая догадка только что разлетелась вдребезги. Его сиятельство наглядно продемонстрировал все личины своего оруженосца за целый год. И, надо полагать, ни одной не скрыл, иначе уж позаботился бы о том, чтобы личину кнесицы де Шасвар тоже на всеобщее обозрение не выставлять. И скажите тогда, если не этот фений мелкотравчатый меня под каземат подвел, то кто же? Кто?..
Убитых и раненых уже растащили. Одних хоронить, других лечить… или судить вместе с господином. Я в их местных разборках не сильно разбираюсь, но, судя по паре фраз, оброненных тем же Робилардом, владелец башни (он же недобитый коршун и мой недавний тюремщик) нарушил какой-то тутошний закон.
Суд, кстати, организовали здесь же. Ну а что, правильно — зачем дело в долгий ящик откладывать?
— Гр-р-ры! — радостно возвестили сбоку. В ладонь ткнулся знакомый бархатный нос.
— Брысь, приятель, — я почесал балбеса за ухом и укоризненно покачал головой, — как же ты попался, а?
Иглонос, зевнув во всю пасть, плюхнулся задом на камни у моих сапог. Ответить, понятно, не ответил. Да я ответа и не ждал. Окинул безразличным взглядом башню и принялся шарить глазами по пустынному двору. Только что столько народу толпилось — и на тебе, ни души! Небось внутри все, сбежались полюбопытствовать. А и пусть их! Меня-то лишь одна персона интересует. Которая совсем недавно выскочила невесть откуда, сама на себя не похожая, и на шее у меня повисла. А потом при маменьке, при всей родне — да на «ты», да в щеку чмок!.. Честное слово, у меня до сих пор такое ощущение, что я сплю. Сами посудите — оставил ее в деревне, под двойным, можно сказать, присмотром, ушел, а через несколько дней встречаю здесь — и в каком виде? Нет, что в волнении и в слезах, это понятно. Но платье откуда? Мама подсуетилась?
Только никакой мамы я там, на галерее, не заметил. А коршуна видел! Что Матильда забыла в такой компании?..
Ничего не понимаю. Причем самое дурацкое, что и объяснять мне никто ничего не спешит! Сунулся к бойцам — те только руками машут, господин Робилард дюже занят, кнесица де Шасвар вообще так посмотрела, будто я ей в скатерть высморкался… А ее дочурка и вовсе как сквозь землю провалилась. Вот и думай теперь — может, у меня с голодухи рассудок помутился? Нет, а что — Матильда в платье, контрабандист этот, Трын его раздери, как по заказу… И даже за попытку удушения меня не прибили!
Я вспомнил чудом спасшегося курьера в личине фенийки и фыркнул:
— Однако господин Робилард тот еще шалун! Хоть бы своих постеснялся. Что от кнесицы де Шасвар огребет — к бабке не ходи. И как только его оруженосец на такое согласился? Фу-у, гнилая аристократия!
— Много ты понимаешь! — вдруг возмущенно подпрыгнул иглонос. — Подумаешь, личина! Сразу гадости болтать… У-у-уй!
— Опять ты, гаденыш?! — Моя рука привычно сграбастала Меняющего Форму за горло. — Прошлых двух раз мало было? Так тут твоего господина нет, я же быстро… Так, стоп. Ты что тут делаешь вообще? И куда ты, рожа, Брыся дел?!
— Да н-никуда я его… н-не девал! — прохрипел бывший курьер. — Руки… п-пусти! Психопат… Пусти, говорят тебе! Я ж просто… смеху… ради… хр-р-р…
В общем, я его отпустил. И правда, пережму — меня потом его сиятельство рядом прикопает. У этих фениев круговая порука. А мне только-только судьба улыбнулась! Жив, здоров и Матильда рядом. Не знаю, надолго ли, но все же… Не стоит гневить богов! Сегодня, по крайней мере.
— Ну и хватка у тебя, — продышавшись, заметил контрабандист, принимая свой собственный облик. — Синяки небось останутся. А про его сиятельство ты пошлости думать брось! Он не из таких.