Карты не лгут

Робертс Николь

— Я?

— Чересчур не обольщайся. Они будут рады любой женщине. Почему, ты думаешь, они несли всю эту чепуху о том, что я люблю детей и домашних животных?

— О! — Габриелла от удивления широко раскрыла огромные зеленые глаза. — Разве это все о тебе? За исключением замечания о раздражительности, я не догадывалась, о ком они говорили.

— Веди себя хорошо, а не то я скажу Дугу, что ты хочешь очистить свою прямую кишку, — пригрозил Джо.

Габриелла рассмеялась. Джо еще не слышал, как она по-настоящему смеется, и смех ее, на удивление милый и женственный,

так понравился ему, что уголки его собственных губ неожиданно растянулись в улыбке.

— До завтрашнего утра.

— Ты найдешь меня здесь, Джо.

Джо прокладывал себе путь через праздничную толпу к стоянке, где оставил машину.

Если он не станет осмотрительнее, то может привязаться к Габриелле Бридлав сильнее, чем того требует здравый смысл. Он станет считать ее чем-то иным, чем средством для достижения цели, он не может позволить стать ей чем-то большим, нежели просто тайный осведомитель. Он не может себе позволить думать о ней, как о желанной женщине, которую бы он не возражал раздеть и «обыскать» с помощью языка. Он не может себе позволить навредить порученному ему делу больше, чем он уже навредил.

Взгляд Джо скользил по толпе, машинально высматривая в ней наркоманов. Кокаинистов, курильщиков марихуаны с опухшими глазами, любителей героина, чьи головы раскачиваются из стороны в сторону. Все они полагают, что способны справиться со своей дурной привычкой, тогда как на самом деле она держит их за горло. Джо уже почти год не работал в отделе по борьбе с наркотиками, но иногда, особенно при большом скоплении народа, смотрел на мир глазами сотрудника этого отдела. Его этому специально учили, и он спрашивал себя, как долго его навыки останутся при нем. Джо знал полицейских из отдела убийств, проведших десять лет на пенсии и все равно видевших в людях лишь потенциальных убийц или жертв.

Джо сел за руль неприметного полицейского автомобиля и влился в поток машин. Он вспоминал улыбку Габриеллы, вкус ее губ, ее гладкую кожу под своими пальцами. Он вспоминал ее изящное бедро, виденное им в разрезе платья. Желание острой болью отозвалось у него в паху, и Джо попытался не думать о Габриелле. Даже если она и не помешанная, то все равно с ней хлопот не оберешься. С такой можно загреметь обратно в патрульную службу. Ему это вовсе ни к чему, он и так недавно едва выбрался живым из последнего служебного расследования. Ему вовсе не хочется пройти через это снова. Ни за что.

Прошло уже около года, но Джо знал, что никогда не забудет допрос в министерстве юстиции и причины, вынудившие его подвергнуться этому допросу. Они никогда не забудет погоню за Робби Мартином в темной аллее, оранжевую вспышку из пистолета Робби и свои ответные выстрелы. Он знал, что до конца жизни не забудет, как лежал в аллее, сжимая в руке холодную рукоятку своего кольта с пустым магазином. Тепло своей крови, сочащейся из раны в бедре, и неподвижное тело Робби Мартина в двадцати футах от себя. Свои белые кроссовки, хорошо видные в темноте. Никогда не забудет обрывки мыслей, мелькающие в мозгу, когда звал на помощь парня, не слышащего его.

Спустя совсем немного времени,

когда он лежал в больнице и его мать и сестры рыдали в голос, отец наблюдал за ним из-за спинки кровати, а нога его, обездвиженная металлической шиной, напоминала собранное из детского конструктора сооружение, тот вечер снова и снова всплывал в памяти Джо. Он анализировал все свои действия. Возможно, ему не следовало пускаться в погоню за Робби. Возможно, следовало дать ему уйти. Джо знал, где парень живет, и, возможно, ему следовало дождаться подкрепления и поехать к нему домой.

Возможно… но преследование плохих ребят было его работой. Общество требует удалить наркотики с улиц, так ведь?

Что ж, может быть.

Если бы Робби звали, к примеру, Роберто Родригес, то убийства его, кроме его семьи, никто бы не заметил. Вероятно, о нем не сообщили бы даже в выпуске теленовостей. Но о Робби сообщали чуть ли не как о будущем сенаторе. О типичном американском парне. Истинном американце с белозубой улыбкой. Наутро после перестрелки газеты напечатали фотографию Робби на первых полосах. Волосы его, словно у пижона, блестели, а огромные голубые глаза смотрели на читателей, просматривающих газеты за утренним кофе.

И читатели, всматриваясь в это симпатичное лицо, начинали задаваться вопросом, так ли уж необходимо было полицейскому стрелять. Неважно, что Робби сбежал из полицейского участка, что первым выхватил пистолет и что на него имелось пухлое досье. В раздираемом проблемами городе, где открыто во всех проблемах винят прибывающих иностранцев и жителей других штатов, девятнадцатилетний доморощенный торговец наркотиками, родившийся в центральной больнице Бойсе, вовсе не вписывается в представления добропорядочных граждан о себе и своем городе.

И они задавали вопросы полиции. Они спрашивали, не нужно ли провести опрос среди населения для оценки необходимости применения оружия и нужен ли городу полицейский, убивающий их молодых сограждан.

Шеф Уокер выступил по местному телевидению и напомнил, что Робби состоял на учете в полиции. Токсикологический анализ выявил значительные следы метамфитамина и марихуаны в его крови. Министерство юстиции и отдел внутренних расследований оправдали Джо по всем пунктам обвинения и доказали, что применение оружия было необходимо. Но, стоило лицу Робби мелькнуть на экранах телевизоров или появиться на страницах газет, люди снова начинали задавать вопросы.

От Джо потребовали посещения полицейского психолога, но что тот мог сказать ему? Джо застрелил подростка, даже еще не мужчину. Он забрал жизнь. С него сняли обвинение в том, что он был вынужден сделать. Он ничуть не сомневался, что был бы мертв сейчас, умей Робби стрелять лучше. У него не было выбора.

Именно это Джо и говорил себе. В это он должен был верить. После двух месяцев вынужденного безделья и четырех месяцев лечения Джо позволили вновь приступить к работе. Но не в отделе по борьбе с наркотиками. Его без особого шума перевели в отдел по расследованию краж собственности. Они называли это переводом. Но Джо считал это понижением, наказанием за выполнение им своего долга.