Кастро Алвес
Шрифт:
— пожертвовать монархией перед лицом общественного протеста. Но уже при жизни
Кастро Алвеса то там, то здесь вспыхивали мятежные огоньки. И поэзия Кастро
Алвеса, как увеличительное стекло, собрала эти огоньки и превратила их в обжи-
гающий огонь и тем разожгла еще большее пламя, В последующие десятилетия стихи
Алвеса вдохновляли аболиционистов, собирали силы аболиционистского и
республиканского движения.
Меняется и идейная, интеллектуальная
сформировалось революционное направление творчества Алвеса, уже складывается
группа передовых мыслителей, которые спустя несколько лет много сделают для
просвещения голов в Бразилии, ополчатся на безраздельное господство теологии,
пропагандируя новые течения европейской науки. Надо сказать, что облик одного из
виднейших мыслителей этой эпохи, Тобиаса Баррето, представлен в книге Амаду
неполно и не всегда объективно. Правда, Амаду описывает только молодость Баррето,
но все-таки жаль, что в этом юноше мулате трудно угадать будущего замечательного
философа, бесстрашно атаковавшего религиозный обскурантизм и схоластику, впервые
познакомившего бразильскую интеллигенцию с немецким материализмом. Это отчасти
объясняется тем, что к 1941 году, когда была написана книга Амаду, философское
наследие Тобиаса Баррето еще не было исследовано с должной глубиной. Лишь в наши
дни благодаря работам прогрессивных бразильских историков открылось подлинное
новаторское значение труда Баррето.
В мировой поэзии Кастро Алвесу, поэту-агитатору, ближе всего была гражданская
лирика Гюго с ее трибунным пафосом. Но это не означало, что он разочаровался в
поэзии Байрона. Наоборот, именно Кастро Алвес сказал о Байроне не как об учителе
отчаяния, а как об учителе борьбы: в книге Амаду приведены строки из послания
Алвеса к его другу Пиньейро: «Для Новой Греции ты Байрон новый...» Он читает по-
новому Байрона, он ищет новый идеал поэта в Гюго, потому что абсолютно нова его
собственная творческая программа.
145
Творчество Кастро Алвеса — орлиный, «кондорский» взлет революционного
романтизма. Вместе с тем это последний, решающий этап подготовления реализма в
бразильской литературе. «Поэзия негров» (как ее называет Амаду) была реалистичнее
«поэзии индейцев» не только потому, что в XVIII— XIX веках негры составляли
большую часть той «армии труда», что создала богатства Бразилии: плантации сахара,
хлопка и кофе, рудники и порты. Но прежде всего потому, что в середине прошлого
века рабство негров было той кардинальной проблемой, от решения которой зависело
все
огромный шаг к исследованию важнейших закономерностей социального развития.
Не только политические, но и любовные стихи Кастро Алвеса связаны с
историческим переворотом в бразильском обществе и литературе. Пожалуй, самое
очевидное в бразильской поэтической традиции — это исключительная роль любовной
лирики. Традиция идет от Грегорио де Матоса, первого национального поэта, еще в
XVII веке изливавшего в стихах нежные чувства к мулаткам города Баии. Поэт и
145
мыслитель, участник антипортугальского республиканского заговора, Томас Антонио
Гонзага прославился двумя томиками любовных элегий, многие из которых стали
народными песнями. Второй гомик написан им в тюрьме, накануне суда и африканской
ссылки, где он погиб. В книге Амаду подробно рассказана история драмы Кастро
Алвеса «Гонзага, или революция в Минас-Жераис», свидетельствующая об отношении
Алвеса к Гонзаге как к своему прямому предшественнику, любимому герою.
В преобладании любовных мотивов в бразильской поэзии многие критики
усматривали проявление «тропического темперамента», свойственного национальному
характеру. Мы думаем, что прежде всего в этом повинны исторические обстоятельства,
та идеологическая атмосфера в стране, о которой сказано выше. Абсолютное
господство религиозной доктрины сковывало литературу. Бразильским поэтам было
неизвестно богатство философских идей, которое было впитано европейской поэзией и
стало содержанием лирики Гёте или Шелли. Особенно это относится к XIX веку: если
Гонзага хорошо знаком с литературой Просвещения и его этические и эстетические
идеалы определены просветительскими идеями, то поэты-романтики до Кастро
Алвеса, по существу, и не представляли, какие новые горизонты открылись перед
европейской наукой и философией. В стихах множества посредственных и даже не
лишенных таланта (как Гонсалвес де Магальяэнс) поэтов XIX века религиозные
раздумья составляли первейшую задачу поэзии. Поэтому для Алвареса де Азеведо
любовная тема становилась единственным путем утверждения своей
индивидуальности, ценности личных переживаний, отмежеванных от всеобщности
веры. Любовная лирика романтиков, ее подчеркнутая реальность, ибо она отражает
подлинную душевную жизнь поэта, бросала вызов и господствующей идеологии и
господствующей морали. До Ка-