Ката - дочь конунга
Шрифт:
— Ну, что там? — спросила она.
По Кате было видно, что ничего хорошего ей не сказали. Личико ее совсем опухло от слез, в руках она теребила маленький платочек. Повернувшись к Маше, она упала к девушке в объятия и зарыдала.
— Нету у нас больше батюшки, — причитала Ката, — сгинул он, оставил нас сиротами. Одни мы теперь на целом свете, я да братец. Как же жить-то теперь?
Маша поглаживала девчонку по плечу, потому что слов утешения у нее не было. Ката плакала долго. Потом обессилела, рыдать в голос прекратила, и только всхлипывала горячо. Служанки подсуетились, уложили молодую госпожу, намочили полотенце и приложили ко лбу. Маша села на краешек широкого ложа. Помочь она ничем не могла, но и равнодушно наблюдать за страданием девушки, только-только вышедшей из детства, она тоже не могла. Ката затихла, Маша думала, что она уснула, но Ката
— Магнус уедет, — сказала она надломленным голосом, — княгиня сказала, едет посольство. Его уже провозгласили королем, потому что народ не доволен нынешним королем Кнудом. А я останусь…
Это было произнесено с такой горечью, что Маша почувствовала в горле ком.
— Княгиня потому и торопила с замужеством, чтобы муж увез меня к себе. Она сказала, что там мне нет места, что Магнус женится, зачем ему сестра — полукровка. Что я буду только мешать ему.
— Конечно же это не так, — начала убеждать Маша, — Магнус любит тебя! Но… Ему наверняка будет спокойней, если он будет знать, что ты счастлива и довольна, что у тебя есть мужчина, который позаботится о тебе.
— Он так и сказал, — произнесла Ката, — именно так. И еще он сказал, что не уедет, пока не погуляет на моей свадьбе.
19
В силе духа девчонки Маша убедилась еще раз, когда та, проплакавшись, начала собираться. Вчерашний праздник, как оказалось, еще не закончился, и день неведомой Маше Аграфены плавно перетек в день Иоанна Крестителя, или, как по старинке говорили, Иванов день. Этот праздник Маша знала, кто в детстве на Ивана Купалу не обливался водой? Но тут все было развернуто широко и праздновалось с большим размахом.
В этот раз одежда была не яркая разноцветная. Маше надели поверх светлой льняной рубахи юбку некрашеной ткани, с тонкими голубыми вышивками по подолу. Ката нарядилась в такое же, только узор был красным. Она была все еще бледна, и глаза припухли, но, в целом, выглядела молодцом, и Маша все думала, откуда этот вчерашний ребенок берет силы.
На широком дворе расставили столы и лавки, откуда-то доносился запах жареного мяса. Служанки с запотевшими кувшинами разливали напитки. В шентре кривлялись под дудки молодые парни, у одного в руке был веник, и он все старался этим веником ударить второго. Тот уворачивался, и забавно кривил рожи. Кату усадили недалеко от княжеских детей. Маше нашлось место позади, за спинами знатных, но ее это вполне устраивало. Ката время от времени оглядывалась, будто теряла ее, а когда находила, то слабо улыбалась.
Все представление было долгим. Княгиня сначала произнесла молитву в память о великом святом, и люди повторяли, кто-то про себя, кто-то вслух, а потом, с широкой улыбкой, обрызгала присутствующих из лохани, заботливо подставленной двумя слугами. Это означало начало празднования. Дудки опять загудели, народ заговорил, засмеялся, дети бегали с ковшиками, стараясь облить друг друга, больше проливая на себя, чем на противника. Маша смотрела, как играет маленькая княжна Анна. Девочке было от силы лет пять. Она вспомнила слова старика на торгу, про дочь, которая долго будет рядом с матерью, но станет гораздо известнее ее. Анна… Анна Ярославна. Анна Ярославна?! Та самая? Маша уставилась на ребенка. Так вот кто она! Дочь Ярослава Мудрого, которая в будущем станет королевой Франции! Ничего себе! Про нее Маша знала не только из уроков истории, но и читала книги. Да, эта девочка действительно станет знаменитой. Сейчас будущая королева носилась вместе с другими детьми и смеялась взахлеб.
В центр вышли девушки, взялись за руки, начали ходить, завиваясь змейкой, петь что-то протяжное. Маша разобрала что-то про сватов и девичью долю. Ката обернулась, поманила ее ладонью. Маша подошла.
— Иди, — махнула головой подруга, — ворожи со всеми!
— В смысле — ворожи? — не поняла Маша.
— Суженого закликай, сватов зазывай, — пояснила Ката, — девушки незамужние все в том кругу.
— Да я, вообще-то, не планировала, — бормотала Маша, но ее уже увлекли в общий круг, схватили за руки и повели вместе со всеми. Слов она не знала, но с любопытством оглядывалась, как остальные старательно выводят слова древних песен. Наконец девичья змейка распрямилась и вытянулась вдоль рядов, где сидели и стояли мужчины. Девушки сделали несколько шагов вперед, расцепили руки, поклонились молодым людям. "Умойте!" — прозвучало хором. Маша приготовилась, что сейчас будут обливать водой, но произошло другое. Молодые парни и мужчины постарше шагнули вперед,
— Люба ты мне, — глухо произнес он, и сердце ее заколотилось с удвоенной силой, — да и я тебе, знаю, не противен. Пройди со мной над костром, раздели полночное купание…
Это было прямое предложение руки и сердца. Он сжимал ее руку, а Маша пыталась успокоить учащенное дыхание. Ей будто подлили чего-то, такого, от чего кровь забегала быстрее, мысли путались, а на место здравого смысла пришли только потаенные желания. Еще вчера она дала себе слово, что между ней и Светозаром не будет ничего, сегодня же от намерений не осталось и следа. Она подняла ладонь, провела по его щеке и кивнула. Светозар посветлел лицом, стиснул ее в объятиях и вдруг на них полились холодные струи. Сговоренные пары захохотали, заметались, толкая друг друга, а скоморохи, подбиравшиеся с разных сторон, с гиканьем выливали на влюбленных воду из деревянных бадеек.
Маша была мокрой насквозь. Вечерний ветер охлаждал одежду, и она почувствовала, как напряглись под влажной рубашкой соски. Она опустила взгляд с ужасом увидела, что мокрый лен ничего не скрывает. Светозар пожирал ее взглядом, и сама она загорелась изнутри. Схватив за руку, мужчина потянул девушку за собой. Остальные тоже побежали куда-то. Маша еле успевала перебирать босыми ногами. Оказалось, там, на широкой вытоптанной площадке, разложили огромный костер, и сейчас он горел выше человеческого роста. Те, кто собирался прыгнуть, стояли неподалеку, ждали, пока опустится пламя. Те, кто прыгать не планировал, подбивали отчаянных на прыжок, шуточно упрекали молодых мужчин в робости и нерешительности.
— Эй, Вячко! — раздавалось из-за спины, — больно медлишь! Смотри, заспишь, уведут зазнобу!
Вячко, молодой, черноволосый, горячий, скалил зубы на насмешников, его подруга смеялась, закрывая лицо.
Толстый боярин Стоян Судишич, оставленный князем в помощь сыну, любитель забав и выпивки, сунулся в круг, хватая девок за голые руки.
— А вот я отберу, — гремел он на весь двор, — сам первый прыгну!
Народ хохотал — боярыня Сияна была тут же, и с улыбкой смотрела на безобразия мужа. Стоян хоть и был толст как бочка, но, видать, прыти не растерял, боярыня была на сносях, поддерживала обеими руками тяжелое чрево. Она была второй женой, первая, покойница Лана Любимовна, три года назад покинула боярина, оставив его в горькой печали. Но не одинок остался боярин Стоян, Лана оказалась плодовитой, принесла мужу семеро детей. Боярин печалился сколько было положено, а потом посватался к дочке боевого товарища, а она и согласилась. Сейчас Стоян хоть и гулеванил на потеху зрителей, а все же поглядывал на ту, что обратила на него свой благосклонный взгляд, приняла дом и детей, и его, седого дурака, в придачу.
Светозар так и не отпустил Машину руку. Она держалась рядом, и безумие, творившееся вокруг, будоражило ее. Вот огонь поутих, опустил свои жгучие лепестки, и первые отчаянные полетели над огнем. Девки визжали, поджимая голые ноги, парни прыгали резко, поднимая себя и возлюбленную над священным огнем. С другой стороны уже поджидали с ведрами, и обливали смелых с головы, освящая вторично и, если надо, тушили подгоревшие подолы. Маше было страшно и весело одновременно. Когда они подошли к костру, ей на секунду показалось, что нет, она не сможет прыгнуть, никак не сможет! Но Светозар сделал пять шагов назад, а потом сорвался с места и дернул ее за собой. Она задохнулась, пролетая над огнем, казалось, время замерло, а через секунду они уже были по другую сторону костра.