Ката - дочь конунга
Шрифт:
— Моя! — прошептал Светозар ей в самое ухо, и тут их накрыло холодной волной.
Маша взвизгнула, скоморох, подскочивший с ведром, громко захохотал.
— Согрей, боярин, девку, смотри, она уж дрожит вся!
Светозар подхватил Машу на руки и понес. Она закрыла глаза, позволив делать с собой все, что угодно. Он принес ее в баню, содрал в предбаннике мокрую рубаху, подхватил голую, холодную, и внес в мойку, на теплый полок. Там уложил, и сам оказался рядом, тяжело дыша. В темноте бани Маша не видела мужчину, но чувствовала его нетерпеливые руки и слышала, как колотится в широкой груди сильное сердце.
20
Он
— Приди ко мне во сне, — попросил он смущенно, — любая моя, суженая.
Маша вошла на цыпочках. Девка-служанка, прикорнувшая на лавке, подняла голову, Маша замахала на нее рукой, и та легла. Свеча высоком кованом подсвечнике почти догорела, но за окном разгорался восход, и розоватый свет начал проникать в оконце. Маша стянула влажные одежки, одернула длинную рубаху и забралась под толстое меховое одеяло. Ноги приятно согрелись, и только на душе было холодно, потому что она для себя все решила.
Светозар не желал ее отпускать. Он прижимал ее к своей горячей груди, целовал жарко, перебирал растрепанные пряди расплетенной косы, и говорил, говорил… Ах, если бы это все было правдой… Светозар рассказывал о своем детстве, о матери, которая радуется им с братом как божьему дню, о сестрах, младшей из которых пошел одиннадцатый год. Он говорил об отце, и Маша слышала в голосе Светозара безмерное уважение к главе рода. А главное, он каким-то чудесным образом вплетал и ее в этот рассказ. Как он приведет ее к матушке, и та, узнав в Маше суженую своего старшенького тут же полюбит ее, как они поедут в стольный Киев, просить отцова благословения, и Светозар купит там невесте все, та что она только покажет. А потом будет большая свадьба, и сам князь Ярослав будет пить за них, и родятся у них детки… Маша слушала это как песню. Этот парень сразу запал ей в душу, потому что был именно таким, каким она представляла идеального мужчину. И он умел планировать жизнь до самой старости, мало кто может этим похвастаться в двадцать первом веке.
Он ни разу не упомянул ни о Машином чудесном появлении, не спросил о ее родных. Либо ему это было не важно, либо он принял ее рассказ всерьез, либо наоборот, не верил ни одному слову, но правда его не интересовала. Его интересовала только сама Маша. А она, как только испарился хмель желания и разудалой глупости, думала об одном — какая же она непорядочная свинья, и что она сотворила с этим чистым и добрым парнем. Ей даже не хотелось представлять, как он переживет ее исчезновение.
Ката пошевелилась, почувствовала тело рядом и открыла глаза.
— Я ждала, ждала тебя, — с сонной улыбкой пробормотала она, — и уснула.
— Спи, — ласково ответила Маша, — утром поговорим.
Ката закрыла глаза. А Маше опять не спалось. Она здесь хронически не высыпалась. Солнце поднималось, будоража бдительных петухов, и уже было все видно в прозрачном утреннем свете. Украшение, подаренное Светозаром, она положила на крышку кованного сундука, в котором лежал, дожидаясь своего часа, костюм Василисы Прекрасной, как Маша стала его называть. ожерелье было подобрано с пристрастием и стоило, наверняка, очень немалую сумму. И кольцо… Не было времени рассмотреть подарок, с момента, когда кольцо оказалось на
— Боярышня, проснись! — кто-то тряс ее за плечо. Маша открыла глаза, рядом стояла одна из служанок, она все никак не могла запомнить имя, и улыбалась, — утро уже, пора вставать!
Вот те раз, уже боярышней стала! Быстро же тут распространяются слухи! Маша спустила ноги на пол, сощурилась от лучика, светившего прямо в ее лицо.
— Княжна Катерина в молельне, за батюшку покойного молится, а тебя велела разбудить, — болтала служанка.
— Да, человек приходил, гостинцы принес, — вспомнила она, — кто это тебя, боярышня, радует так? — хитро улыбнулась девушка.
Маша подошла к столу. На круглом блюде лежали фрукты и какие-то сладости, которых она до сих пор не пробовала. А поверх всего раскинулась кисть розового винограда.
— Угощенья все заморские, — поглядывая на блюдо причитала служанка, — купцы иноземные возят к княжескому столу.
Маша оторвала виноградину, но не успела кинуть ее в рот — в двери вошла Ката. Она увидела изобилие и заулыбалась понимающе.
— Сговорились, значит? — скорее не спросила, а подтвердила она, подошла, оторвала виноградину и положила в рот.
Маша собиралась шуточно упрекнуть девушку за то, что та сводничает без зазрения совести, как вдруг Ката захрипела, схватилась за горло и с грохотом рухнула на пол. Служанка завизжала, Маша выронила ягоду, упала на колени и схватила бьющуюся девушку, подложив ладонь под затылок.
— Ката, Ката, — испуганно звала она, — что с тобой?!
Губы девушки посинели, ее трясло как в ознобе. Маша лихорадочно соображала, потом выкрикнула служанке, жавшейся в углу:
— Воды давай! И лекаря, лекаря зови!
Служанка подала трясущимися руками ковш воды и вылетела за двери.
— Ну-ка давай, девочка моя, — Маша начала потихоньку вливать в рот несчастной воду, Ката давилась, но глотала, — пей, пей, лучше будет.
Ката извернулась, ее вырвало с кровью. Маша испугалась, увидев кровь и тут же вспомнила… Нет! В ее истории Ката погибала совсем от другого!
— Так, — перехватила она девушку, — давай еще!
Она снова приставила к губам Каты ковш и поила ее до очередного приступа рвоты. Ката все еще тяжело дышала, но Маше казалось, что выглядит она гораздо лучше, чем пять минут назад.
Дверь светлицы распахнулась, вбежал перепуганный Магнус, упал рядом с Машей, подхватил сестру. Вместе с ним торопилась женщина, крупная, вся в черном. В руках у нее был короб. Женщина бесцеремонно отодвинула юношу.
— Отойди, княжич, некогда слезы лить. И ты, милая, отпусти ее, да расскажи, что было.
Маша начала сбивчиво говорить. И тут до нее дошло.
— Она виноград съела! — указала Маша на блюдо.
Женщина осмотрела тяжело дышащую девушку, подозвала служанку.
— Яйцо принеси!