Катастрофа
Шрифт:
Алданов чуть не подскочил:
— Как хорошо! — и тут же сделал пометку в рукописи. — Читаю дальше: «Писали, не гуляли, — говорил толстовский мужик.
Нет, не писали и не очень гуляли: Богу известно, как веселился в истекшем году русский литературный беженец…
И.А. Бунин и А.И. Куприн, — Алданов сделал извиняющуюся мину, — писали только политические статьи. Роман Д.С. Мережковского «14 декабря», появившийся в газете «Свобода», если не ошибаюсь, закончен ранее 1920 года.
…Граф А.Н. Толстой в течение двух лет работает
…Продолжает работать 84-летний П.Д. Боборыкин.
Неужели все? Да, кажется. Драматическое искусство — по понятным причинам — было в еще большем загоне.
Новых беллетристов в 1920 году не обнаружено.
Писатели, обосновавшиеся за границей, создавали толстые и тоненькие журналы, еженедельные и ежемесячные, литературно-политические и чисто политические. Недавно прочно основан имеющий большие шансы на исключительный успех толстый журнал «Современные записки», первая книга которого — очень интересная — вышла в начале декабря…
Пока это единственный во всем мире орган печати, где русские писатели всех направлений могут помещать произведения, превышающие по объему газетную статью.
Обращают на себя внимание главы из названного романа графа А.Н. Толстого, воспоминания В. Зензинова «Русское устье» и Тихона Полнера «О Толстом». Марк Вишняк начал публикацию капитального труда «На родину»…
Бунин перебил:
— Вы, сударь, что, полностью перечисляете содержание тома?
— Нет, хочу еще упомянуть статью Льва Шестова «Откровения смерти» — это, если помните, о последних произведениях Льва Николаевича да о стихах Крандиевской и Амари. Все!
— А почему умолчали о стихах Цветаевой? Или Бальмонта?
— Потому, что Цетлин, так сказать, ну, учредитель все-таки журнала… А всех перечислять смешно.
— Конечно, всех перечислять не след. Но если у Саши Койранского нет денег не только на учреждение журнала, но и на новые штиблеты, значит, он не имеет права на упоминание?
— Значит?..
— Правильно, разумнее никого поименно не поминать. Тем более у вас ведь не обзор «Современных записок», а анализ всей литературы русского зарубежья!
— Охотно соглашаюсь! — Алданов сделал очередные пометы в рукописи. — Читаю дальше: «Издаются в Париже и два детских журнала — «Зеленая палочка» и «Дети — детям». Русское издательское дело за границей сделало в 1920 году огромные успехи. Создалось в Париже два новых больших предприятия — книгоиздательство Земскогородского объединения, подготовившее по выбору и под редакцией академика И.А. Бунина 12 томов серии «Русские писатели», а также в Берлине — книгоиздательство «Слово».
Во главе первого предприятия стоит Т.И. Полнер, а во главе второго — И.В. Гессен и Б.И. Элькин.
Для издания новых книг русских писателей в Париже созданы еще два издательства — «Русская земля» и «Север».
Из предприятий,
Итак, жизнь 1920 года не отражалась в русской художественной литературе (за исключением романа А.Н. Толстого). В этом отношении 1920 год мало отличается от 1793-го».
Все! — Алданов вопрошающе смотрел на мэтра.
Бунин кивком головы одобрил творение молодого товарища.
…2 января 1921 года обзор появился в «Последних новостях».
2
Россияне обживали место, через которое текла речка по названию Сена. Бедность была всеобщей, но как-то получилось, что русские селились в лучших районах Парижа. В дырявых карманах порой нельзя было найти и сантим, но они умудрялись давать самые щедрые «пурбуар» — чаевые. Месяцами сидели на той самой «пище святого Антония», про которую еще напишет Бунин, но порой закатывали такой пир где-нибудь у Кузьмичева или в «Медведе», что нервные французы только недоуменно пожимали плечами:
— Ну и славяне! На что гуляют?
На что гуляли — сами не знали.
Если и плакали, то только о России.
Жили с надрывом, но размашисто.
Разглядывая за утренним чаем газеты, Бунин произнес:
— Надо же! Пишут, что какой-то русский по фамилии Перов нашел похищенные из банка 570 тысяч и сдал их в полицию. Ай да россиянин!
Бывший статский советник, уроженец Вологды по фамилии Перов, вечно дрожавший костлявым телом в своей рваной одежде, даже среди постоянных посетителей Блошиного рынка почитавшийся бедняком, наклонившись за окурком на рю Буало, увидал лежавший за урной черный портфель.
Подхватив его, Перов без остановки несся три квартала. Портфель был заманчиво тяжел. Забравшись на пустынный дворик, счастливец, дрожа не только от утреннего холода и пустого желудка, но и от волнения, вскрыл портфель. Там лежал объемистый пакет, перетянутый бечевкой, точь-в-точь такой, на которой еще на прошлой неделе бродяга хотел повеситься, да, как теперь выяснилось, к счастью, передумал.
Разорвав пакет, Перов увидал тугие банковские пачки денег. Их было так много, что лень было считать.
Засунув пакет под рубаху, счастливец понесся дальше — заметать следы. К полудню забрался в парижский заснувший мир — квартал Марэ. Здесь, среди облупившихся фасадов древних строений, замысловатых проходов, он нашел безлюдный и темный дворик, где, отлежавшись, отпрятавшись, отсидевшись и убедившись, что вокруг — ни души, спрятал сверток под какую-то древнюю плиту, заделав щель камнем.
Из пакета он вынул одну пачку — стофранковые билеты, меньше банкноты не нашлись. С хозяйским видом он поглядывал на витрины магазинов, подолгу останавливаясь и любуясь на модные костюмы, котелки с шелковыми лентами, эластичные подтяжки, бриллианты и золотые перстни в ювелирном магазине Иосифа Маршака.