Катастрофа
Шрифт:
С отвращением покидали мы кремлевские палаты красных вождей. Опять часовой, мост, Кутафья башня. Потом Воздвиженка, Арбат, Плющиха и моя сырая, нетопленая лачуга.
Пришлось и еще, и еще возвращаться сюда за новой порцией унижения.
А как иначе? Ведь лишили бы даже того мизерного пайка, который давала советская служба. И той конуры в полуподвале, где. текло со стен, температура была почти такой же, как и на зимнем I дворе, и где я влачил существование со своей семьей.
— А как выбрались из России?
— Взял на полгода
Тяжелым был отъезд, зато избавился от посещения Белого коридора.
Вот так пришлось уехать на некоторое время за границу — попитаться, отогреться.
— Все мы лишь на некоторое время покинули родину, — вздохнул Бунин. — Да сколько оно продлится, это «некоторое время»? Как говорил шекспировский герой: «Вот в чем вопрос…»
Бунин, которого судьба избавила от личного общения с красными вождями, желая проверить сложившееся у него мнение, полюбопытствовал:
— Ну а как, все эти Луначарские, Каменевы, Троцкие — любят Россию?
Ходасевич невежливо расхохотался:
— Любит горожанин корову, молоко которой ему ставят на стол? Он ее не знает и не думает о ней. Так и вся эта шантрапа, любит лишь себя. Иначе для чего ставят Россию на колени, уничтожают ее граждан?
* * *
В 1922 году, находясь в Берлине, Владислав Ходасевич писал в автобиографической заметке: «…Больше всего мечтаю снова увидеть Петербург и тамошних друзей моих и вообще — Россию, изнурительную, убийственную, но чудесную и сейчас, как во все времена свои».
Бунин, как и тысячи его соплеменников, раздираемых любовью и жалостью к России, подписались бы под этими строками.
10
Бунин принимал решения трудно.
Привыкнув к определенному образу жизни, он никогда не стремился резко менять его. Он больше, чем кто-либо, знал, что счастье человека определяется не его географическим положением и не количеством денег, а состоянием души.
Состояние же души зависело от многих причин. И первая — возможность заниматься делом, к которому, по мнению Бунина, приставил его Господь, — это дело было писательством.
Хотя последние месяцы он не мог ничего писать, до того ему казалось мерзким все то, что он наблюдал вокруг себя, все эти большевистские новшества, но вопреки холоду, голоду и страху Бунин чувствовал, как внутри его накапливается и зреет то, что еще Пушкин называл «порывами вдохновения».
Но чем больше утверждалась новая власть, тем отчетливей Бунин видел, что его творчество идет против образа мыслей, упорно вдалбливавшихся большевиками в головы обывателей. Более того: эта власть не желала терпеть распространения мыслей, которые шли вразрез с ее собственными.
Вот почему закрывались одна за другой газеты и журналы, все более ужесточалась цензура.
Кроме
По этой причине, десятки раз взвесив «за» и «против», Бунин однажды объявил жене:
— Будем стремиться уехать в Одессу. Мой старый друг Буковецкий зовет к себе, пишет, что жить там легче, чем в Москве.
— Но нужен пропуск… Потом: в Одессе оккупационные войска…
— Зато нет большевиков. И хозяева положения там не французы, а мы, русские.
— А Юлий с нами едет?
— Пока нет. Он ухаживает за Колей Пушешниковым, будет ждать его выздоровления. И еще ему жаль расставаться с книгами, да и квартиру если бросит, то большевики ее тут же займут. Но, кажется, более всего Юлий рассчитывает на какие-то благие перемены — или большевиков скинут, или они сами станут лучше.
— Черного кота не отмоешь добела.
— Брат всегда был романтиком. Так что, Вера, будешь ходить на Привоз за парными цыплятами и купаться в Черном море.
* * *
Бунин действовал энергично. Екатерина Павловна Пешкова, жена Горького, достала супругам Буниным пропуск, дававший право выезда из советской России.
23 мая 1918 года брат Юлий и Пешкова провожали отъезжающих. Бунины разместились в санитарном вагоне, вместе с ранеными немцами, которых отправляли в Германию.
Поезд тронулся лишь в час ночи. За окном было сыро и тепло. Слабым розовым светом отражались окна станционных построек.
На душе было скверно.
— Когда вновь увидим Москву? — спросил он жену.
Та не могла вымолвить ни слова. Она лишь прижимала платочек к покрасневшим глазам.
… Какая странная отрада Былое попирать ногой! Какая сладость все, что прежде Ценил так мало, вспоминать!Он попирал былое, но отрады вовсе не испытывал. Увы, жизнь — это далеко не всегда поэтические построения.
…Москву он больше никогда не увидал.
Книга вторая
У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ
Кучка политиков-прохвостов ищет собственной корысти, страстно желает упиться властью…
Россия им не только чужда.
Она им глубоко ненавистна!
ЧУДЕН ДНЕПР
1
Итак, Бунин держал путь в Одессу. Знатоков железнодорожных коммуникаций пусть не смущает выбор вокзала. В то бурное и весьма нескучное время путь к городу на Черном море пролегал через Оршу, Жлобин и Минск.