Катастрофа
Шрифт:
— Эх, хорошо, молодцы, поете, ладно пляшете! — говорила, утирая пот со лба, Антонина Степановна.
И, едва кончили, едва перевели дыхание, как обернулись к молодым, вновь дружными голосами взяли с высокой ноты:
Сокол Ванюша, голубушка Натальюшка! Что не ластушка, ни касатинька, По полю летает, Сизокрыленькая к земле припадает… Она гнездышка своего, Милая,Уже перед уходом со свадьбы Бунин исполнил веселое, игровое, что запомнил:
Уберите-ка светец, Пусть гуляет молодец! Пару венчиков связать, Уголечки подпахать.Он выкинул затейливое коленце и подмигнул девчатам:
А теперь вы, красавицы, подхватывайте! Ну, дружнее!
Подпашите угольки, Не марайте башмачки, —вступили девчата.
Иван Алексеевич подошел к голубоглазой красавице с толстой русой косой — сестренке невесты, низко поклонился, приглашая ее выйти в круг. Она пошла, застенчиво опустив голову и стесняясь всеобщего внимания. Взяв ее за руку, Иван Алексеевич продолжил, а молодые и старые подхватили старинную свадебную песню:
Башмачки козловые, Чулочки костровые…Не успела стихнуть свадебная, как, перекинув косу на грудь, игриво подмигивая Бунину, кокетливо ему улыбаясь, сестренка невесты задорно запела:
Мне не надо решета, Мне не надо сита. Милый любит хорошо, Я и этим сыта.Все весело засмеялись, а Василий Григорьевич поддержал:
Моя милка маленька, Чуть побольше валенка. В валенки обуется, Как пузырь надуется.Сестренка, тряхнув русой головой и притопнув, ответила:
Говорят, что я мала. Я мала, да удала. Я своим курносым носом Три десятка извела.И тут же повернулась к гармонисту:
Гармониста я любила, Не однажды тешила. Гармонисту на плечо Сама гармошку вешала.За гармонистом дело, конечно, не стало. Растягивая инструмент, он сделал круг вприсядку:
Захожу я как-то в лес, Слышу,Сестренка откликнулась:
Я гармошку на окошко, Гармониста на кровать. На гармошку — алу ленту, Гармониста целовать!Не выдержала Антонина Степановна:
Через речку быструю Я мосточек выстрою. Ходи, милый, ходи мой, Ходи летом и зимой.И вновь вступила белокурая красавица:
Ах, какая моя мать — Не пускает ночию. А я днем пойду — Больше наворочию!Она повернула лицо к Бунину:
— Иван Алексеевич, неужто не поддержите?
Бунин улыбнулся и притопнул ногой:
По деревне ехал с луком, По телеге фигом стукал, По колесам — тук да тук! — Покупайте, бабы, лук!— Складно! — дружно одобрили гуляющие, — словно свой, деревенский!
А он и был своим. Иван Алексеевич чувствовал себя удивительно хорошо среди этих простых российских мужиков и баб. Он вырос среди таких, он говорил их языком, по сердцу ему были их нравы, он понимал их заботы, радости и образ мыслей.
Провожали его всей компанией, с музыкой, с песнями, с шутками.
Бунин наставлял молодых:
— Хозяйство вести — не бородой трясти!
— Приходите еще, пожалуйста! — просили молодые, и глаза их светились благодарностью. В лучах заходящего солнца ярко искрились в ушах невесты сережки с чистыми бриллиантами — подарок Буниных, вынутый из тайного свертка на печи. Какой чудный вечер провел! — счастливым голосом сказал Бунин жене. — Словно в Озерках побывал, словно мирное время вернулось. Господи, спасибо Тебе за то, что я — русский!
ТОЛЬКО В ДОМЕ УМАЛИШЕННЫХ
1
Над большевистской Одессой стали сгущаться тучи. В двадцатых числах июля Деникин перешел в наступление. 27 июля стало известно о взятии Антоном Ивановичем Константинограда и Искровки — в сорока верстах от Полтавы.
В самой Одессе все больше усиливалась разруха. Электричество и воду почти не подавали. У пожарных кранов с ведрами в руках томились тысячные очереди. Быстро разрасталась эпидемия холеры.
Голод все жестче сжимал свою костлявую руку. По карточкам выдавали скверный хлеб — с горохом. Главным продуктом питания стали овощи, но цены на них были астрономические. Мясо, колбаса, масло вспоминались как сладкий сон.