Катон
Шрифт:
– Какая низость!
– Если хочешь, можешь пойти к ней. И щеголю Сципиону рога наставишь, и за меня расквитаешься...
– Вон из моего дома!
Катон был в таком бешенстве, что Атилия, как стояла на коленях, так и поползла на четвереньках. Запершись в своих покоях, она дождалась, пока Марк успокоился, а потом стала просить оставить ее в доме ради детей.
Катон представил малюток, лишенных материнской нежности, вспомнил собственное сиротское детство, и его сердце дрогнуло. Он согласился терпеть жену, но только в качестве матери для детей. Однако вскоре до него дошел слух, что Атилия опять позорит свое тело и его честь похождениями с кем-то из числа самых презренных сердцеедов, не способных добиться уважения мужчин и потому тешащих себя падкими на лживые ласки женщинами.
– Уходи, - коротко сказал Катон, и на этот раз Атилии пришлось удалиться навсегда.
После этого у Марка выработалась устойчивая неприязнь к женщинам, но он все же решил жениться еще раз, чтобы не обделять женской заботой детей. Его выбор пал на Марцию, дочь Марция Филиппа, представительницу консулярного рода.
Посторонние
В этом браке каждая из сторон нашла то, что хотела, но желания их были невелики. И он, и она избегали бурного проявления чувств и духовной близости, боясь нового разочарования.
Как бы то ни было, Марк успокоился, уладив семейные дела, и вплотную подступил к квестуре. Он кропотливо разобрал все документы и законы, относящиеся к этой должности, за что некоторые друзья прозвали его "папирусной душой". Покончив с письменными источниками сведений о квесторской деятельности, Катон взялся за устные. Он дотошно расспрашивал тех знакомых, кто исполнял эту должность или служил в казначействе чиновником либо писцом. Выработав четкие представления о предстоящей деятельности, суть которой состояла в ведении финансовых дел государства в столице или провинциях, Марк, наконец, надел кандидатскую тогу. Но и после этого он никого не просил за себя, и вся его агитация сводилась к беседам на форуме с простыми гражданами. Большинство людей возмущалось злоупотреблениями знати, связанными с хищениями государственных средств, и сходилось с Катоном во мнении о необходимости установления строгой дисциплины в финансовом ведомстве.
Катон уже был достаточно известен в Риме благодаря участию в двух военных кампаниях, судебному заступничеству за товарищей и клиентов, а также своей позиции непримиримого борца с извращениями римских нравов. Добрая репутация успешно заменила назойливую рекламу со всеми ее элементами одурачивания и подкупа, потому Катон уверенно прошел выборы и стал квестором.
Стоя на мостках для кандидатов на Марсовом поле и глядя на приветст-вующую его толпу в момент объявления результатов голосования, Марк вспомнил слова, сказанные Цицероном о своем избрании в квесторы: "Я представлял себе, что глаза всех людей обращены на одного меня, что я в роли квестора выступаю во всемирном театре, что я должен отказывать себе во всех удовольствиях... в полном сознании святости своих обязанностей". Катон не мог бы сказать лучше. Он чувствовал себя приобщенным к великой мощи государства, вместе с Отечеством обретшим особое значение за счет его славы и силы, но при этом ощущал во столько же раз возросшую ответственность. В торжественный момент превращения в гиганта, в человека общемирового масштаба, Катон прослезился. Яркая память об этом эпизоде в последующем питала его силы, необходимые для преодоления всех препятствий и превратностей службы.
Катон, как и рассчитывал, попал в число городских квесторов. В то время их было несколько, и они работали в государственном казначействе, находившемся в здании храма Сатурна на форуме в начале подъема на Капитолий. Каждый имел свой сектор деятельности, но большинство вопросов им в соответствии с республиканскими обычаями надлежало решать коллегиально.
В оставшиеся до конца года месяцы Марк еще раз проштудировал относящиеся к делу документы и наметил программу первоочередных мер. Когда подошел срок вступления в должность, он, переполненный благими намерениями и страстью к деятельности, первым пришел в казначейство, чтобы не упустить ни одного часа драгоценного рабочего времени.
Однако его рвению никто не обрадовался. И если остальные квесторы, среди которых его по-настоящему поддерживал только давний товарищ Марцелл, на словах согласились с Катоновым воззванием к бескомпромиссной борьбе со злоупотреблениями - никто ведь открыто не возразит такому лозунгу - то чиновники быстро остудили его пыл. Они служили в казначействе много лет, хорошо знали дело, а следовательно, и лазейки в законах и уставах, тогда как квесторы менялись ежегодно. В сознании своего профессионального превосходства эти чиновники относились к молодым неопытным начальникам пренебрежительно. Аристократы обычно воспринимали квестуру только как низшую ступень на пути к консулату и, сталкиваясь с клановой замкнутостью чиновников, охотно уступали им все дела, довольствуясь ролью свадебных генералов. Близость же к источнику финансирования наделяла служителей казначейства особым могуществом. Они могли устроить низкопроцентный
Поэтому, когда Марк попробовал изменить статус казначейства и из инструмента наживы богачей превратить его в истинно государственный орган, каким он являлся несколько десятилетий назад, против него восстали такие силы, о существовании которых он и не подозревал. Правда, чиновники не поднимали пока всесветскую тревогу, рассчитывая самостоятельно справиться со строптивым квестором. Получая от Катона то или иное задание, они делали вид, будто добросовестно его исполняют, а через некоторое время своим крючкотворством заводили дело в тупик и взваливали вину за это на него самого. Марк старался разбираться до конца в каждом конкретном случае, но скоро утонул в потоке нерешенных проблем. Другие квесторы, столкнувшись со стеной противодействия аппарата казначейства, быстро потеряли охоту к борьбе, не только требующей кропотливых трудов, но и чреватой недоброжелательством могущественных граждан, и прекратили оказывать помощь Катону.
Несмотря на все сложности, Марк продолжал упорствовать и в некоторых делах ему удалось добиться победы, уличив чиновников в недобросовестности. Правда, он еще не склонен был объяснять их действия злым умыслом и полагал, что виной всему заблуждения, являвшиеся следствием ошибки или лености. Но эти локальные успехи лишь усложнили его положение. Чиновники, поняв, сколь опасен их враг, дружно ополчились на него и с помощью круговой поруки создали оборонительный редут в виде своеобразного административного каре. В то же время активизировались их покровители, которые принялись донимать Катона соответствующими просьбами и внушениями. Заступничество людей, казалось бы, далеких от казначейства насторожило Марка и побудило искать скрытые связи между ними и работниками его ведомства. Он тщательно изучил документацию прошлых лет и благодаря этому начал понимать, почему те или иные видные граждане проявляют заботу о скромных, незаметных на яркой ткани государства писцах, большинство которых относилось к захудалым всадническим родам и даже к более низкой категории эрарных трибунов. Обнаружив тайные нити былых интриг, он проследил их до настоящего времени, и перед ним раскрылась страшная картина коррупции и хищений. Тут были и поддельные завещания, и липовые акты об оплате никому неведомых работ, и ссуды частным лицам, каковые никто не собирался возвращать, и гигантские суммы, выплаченные подставным лицам, пропавшие для государства вместе с таинственным исчезновением этих лиц, и прочие перлы творчества низких душ. Марк начал постепенно раскручивать клубок преступных сговоров, и в казначействе поднялась буря возмущения. Чинов-ники стали повсеместно вредить Катону и одновременно всячески угождать ос-тальным квесторам. Казначейство залихорадило, работа застопорилась. Приостановились выплаты по ранее заключенным договорам. Это вызвало недовольство на форуме. И везде настойчиво звучало: "Все беды из-за Катона, из-за его неумеренных амбиций, которые наложились на неумение работать". Так говорили чиновники, так считали другие квесторы, поскольку у них самих установились наилучшие отношения с послушными им служащими, и так понимали суть проблемы обиженные дельцы, пострадавшие в этой войне. Однако косвенно всеобщее недовольство задело и коллег Катона, потому они тоже вступили с ним в конфликт. Даже Марцелл пытался наставить его на путь истинный, хотя бы и в мягкой форме.
– Разве тебе больше всех надо?
– удивлялся он.
– Я понимаю, что ты хочешь сделать, как лучше, но ведь не выходит. Тут уже много лет все идет установленным порядком, и если встречаются злоупотребления или оплошности, так это мелочь, государство от того не рухнет. Твое же вмешательство наносит куда больший ущерб.
– Не мое вмешательство наносит ущерб, а - заговор с целью убрать с дороги честного квестора, - отвечал Катон.
– В любом случае страдает дело. И вообще, не следует демонстрировать принципиальность мелким людям. Здесь тебя не поймут. Вот когда ты станешь претором, консулом, тогда твои мероприятия будут иметь куда больший вес, тогда ты и себя сможешь показать, и Республике послужить.
– Кто пасует в малом деле, тому к большому вовсе не подступиться. А, кроме того, помни: на государственной службе нет малых постов, попустительство пороку всегда ведет к преступленью. Суди хотя бы по тому, как в нашем случае из якобы мелочи поднялся великий переполох. Нет, Марцелл, чем яростнее оказываемое мне сопротивление, тем сильнее я убеждаюсь в своей правоте. Поэтому я продолжу начатое дело, а вы, когда вас будут одолевать оголтелые просители, все их упреки адресуйте мне.
С тех пор квесторы при каждой неприятности или затруднении действи-тельно ссылались на Катона. И это оказалось очень удобно. Всякий раз, когда им не хотелось проводить чреватую дурными последствиями операцию, они говорили: "Увы, мы ничего не можем сделать без согласия Катона. Он проверяет все акты и грозит судом любому, кто допустит какую-либо неточность". К Катону же обращаться с нечистыми делами было не только бесполезно, но и опасно. Он готов был отказать самому Юпитеру, если бы посчитал, что божественная прихоть грозит нанести урон Республике. Взвалив на себя ответственность за действия всех квесторов, Марк смягчил их недоброжелательство, и это позволило ему в дальнейшем привлечь коллег на свою сторону.