Кавалер Красного замка
Шрифт:
Ответ этот передали Морису, когда очередь дошла до него, и он подтвердил показание, как точное и чистосердечное.
— Но ведь, значит, был заговор? — заметил президент.
— Быть не может, — отвечал Морис. — Я сам за обедом у мадам Диксмер вызвался показать ей узницу, которую она никогда не видала. Но мы не назначали для этого ни дня, ни способов.
— Однако достали же цветы. Букет был сделан заранее? — допрашивал президент.
— Нисколько, я купил этот букет у женщины на углу улицы Виелль-Одриэтт.
—
— Нет, я сам выбрал его из десятка или дюжины, и сказать правду, выбрал самый красивый.
— Но дорогой разве нельзя было спрятать в него записку?
— Не было никакой возможности. Я не оставлял мадам Диксмер ни на минуту, а чтобы сделать, как вы говорите, операцию над каждым цветком — заметьте по рассказу Симона, в каждом цветке должен был находиться точно такой же листок, — для этого надобно убить по крайней мере половину дня.
— Послушай, наконец, разве нельзя было сунуть в эти цветы две готовые записки?
— Узница не хотела брать весь букет и на моих глазах взяла цветок наудачу, какой попался.
— Значит, Лендэ, по-твоему, тут не было никакого заговора?
— Был, и я первый не только подозреваю это, но даже могу подтвердить. Только его составляли вовсе не мои друзья. Впрочем, чтобы нация не подвергалась никакому страху, извольте, я готов представить обеспечение — и готов сам идти в тюрьму.
— Что за вздор! — отвечал Сантер. — Можно ли так поступать с людьми испытанными, подобными тебе! И так дело просто: тут нет доноса, не правда ли? Никто не узнает того, что было между нами. Удвоим нашу бдительность, особенно ты, и мы узнаем подноготную без всякой огласки.
— Очень благодарен, — сказал Морис. — Но отвечаю вам то, что вы ответили бы на моем месте. Нам нужно не останавливаться на этом и отыскать цветочницу.
— Ну, она далеко отсюда, однако, будь спокоен, отыщем. Наблюдай только за своими друзьями, я не выпущу из глаз тюремную корреспонденцию.
О Симоне и не подумали, а у него тоже был свой план.
Он пришел к концу рассказанного нами заседания спросить, что новенького, и узнал решение Коммуны.
— А, так дело стало только за формальным допросом, — сказал он. — Извольте, я представлю его через пять минут.
— Что это значит? — спросил президент.
— А то, что бесстрашная гражданка Тизон, — отвечал сапожник, — доносит о скрытых проделках сторонников аристократии, Мориса, да еще другого лжепатриота из его приятелей, некоего Лорена.
— Берегись, берегись, Симон! Чтоб тебе не сбиться с толку от усердия к нации! — сказал президент. — Морис Лендэ и Гиацинт Лорен — люди испытанные.
— А вот увидишь в суде.
— Подумай хорошенько, Симон. Ведь это будет скандальный процесс для всех настоящих патриотов.
— Скандальный или нет, какое мне дело! Разве я боюсь огласки? По крайней мере, изменников
— Так ты непременно хочешь подать донос от имени Тизон?
— Я донесу от своего имени сегодня же вечером кордельерам и на тебя с другими, гражданин президент, если ты не велишь арестовать изменника Мориса.
— Ну хорошо, хорошо, Морис будет арестован, — сказал президент, который по обычаю этой несчастной эпохи трепетал перед тем, кто кричал громче.
Покуда собирались арестовать Мориса, он возвратился в Тампль, где ждала его следующая записка:
«По всей вероятности, я не увижусь с тобой раньше завтрашнего утра. Приходи ко мне завтракать, и я расскажу о сетях и заговорах, открытых Симоном.
Хоть Симон подаст донос, Что из гвоздики зло созрело, Я розе предложу допрос!.. И лучше объяснится дело.А завтра ты узнаешь, что ответит мне Артемиза.
«Нет ничего нового, — отвечал Морис, — можешь спокойно спать нынешней ночью и завтракай без меня, потому что после случившегося днем я, вероятно, выйду со двора не раньше полудня.
Хотелось бы мне быть зефиром, чтобы иметь право послать поцелуй розе, о которой ты говоришь.
Позволю тебе освистать мою прозу, как я освистал твои стихи.
«P. S. Я думаю, впрочем, что заговор этот — просто фальшивая тревога».
Лорен действительно вышел из Тампля около одиннадцати часов со всем своим батальоном, который поспешили сменить из-за доноса сапожника.
Но Лорен утешил себя за это унижение четверостишием и, как было сказано в нем, отправился к Артемизе.
Артемиза обрадовалась приходу Лорена. Погода, как мы сказали, была превосходная, и она пригласила его прогуляться по набережным.
Разговаривая о политике, они дошли до угольной пристани. Лорен рассказывал о своем изгнании из Тампля, терялся в догадках, за что бы могли его выгнать, как вдруг, возле улицы Барр, они приметили женщину с букетами, которая также шла по правому берегу Сены.
— Лорен, — сказала Артемиза, — надеюсь, что ты подаришь мне букет?
— Если угодно, два, — отвечал Лорен.
И они ускорили шаги, догоняя цветочницу, которая тоже шла очень быстро.
Дойдя до моста Марии, девушка остановилась и, наклонившись через перила, опрокинула корзину в реку.
Отдельные цветочки на мгновенье закружились в воздухе. Букеты, по тяжести своей, упали быстрее; потом и букеты, и цветы всплыли на поверхность и поплыли по течению.