Кавалер Ордена Золотого Руна
Шрифт:
И хотя снежные вихри становятся сильнее и снег трещит под ногами, как гравий, — весенняя тревога наполняет город.
Универмаги делают еще одну отчаянную попытку. Они устраивают большие весенние базары. Зима отвечает на это ледяным ураганом, большим апрельским антициклоном. Снег смерзается и звенит, как железо. Морозные трубы вылетают из ноздрей и ртов граждан.
Сеня придвинулся поближе к печке. Остап продолжал:
— В это время на всех углах появляются старухи, продающие средство от пота ног. "При средней потливости, а также подмышек!" — кричат они. Кричат слишком громко и поэтому
А снег все падает. Не обращая на это внимания, вечерняя газета объявляет, что прилетели из Египта первые весенние птички — колотушка, бибрик и синайка.
Читатель теряется. Он только что запасся саженью дров сверх плана, а тут на тебе — прилетели колотушка, бибрик и синайка, птицы весенние, птицы, которые в своих клювах приносят голубое небо и жаркие дни. Но, поразмыслив и припомнив кое-что, читатель успокаивается и закладывает в печь несколько лишних поленьев.
Он вспомнил, что каждый год читает об этих загадочных птичках, что никогда они еще не делали весны и что само существование их лежит на совести вечерней газеты.
Тогда "вечорка" в отчаянии объявляет, что на Большой Ордынке, в доме № 93, запел жук-самец и что более явственного признака прихода весны и требовать нельзя. В этот же день разражается певучая снежная метель, и в диких ее звуках тонут выкрики газетчиков о не вовремя запевшем самце с Большой Ордынки.
— Но ведь приходит же весна когда-нибудь! — воскликнул Сеня.
— Да, — кротко согласился Остап.
Наконец грачи начинают тяжело реять над городом и по оттаявшим железным водосточным трубам с грохотом катятся куски льда. Наконец граждане получают реванш за свою долготерпеливость. С удовольствием и сладострастием они читают в отделе происшествий за 22 апреля:
Несчастный случай. Упавшей с дома № 18, по Кузнецкому мосту, громадной сосулькой тяжело изувечен гражданин М.Б. Мемфисов Туманский, ведший в вечерней газете отдел "Какая завтра будет погода". Несчастный отправлен в больницу.
Повеселевшие граждане с нежностью озирают ручейки, которые, вихляясь, бегут вдоль тротуарных бордюров, и даже начинают с симпатией думать о Мемфисове-Туманском, хотя этот порочный человек с февраля месяца не переставал долбить о том, что весна будет ранняя и дружная. И граждане убеждаются в том, что весна действительно не только наступила, но уже и прошла. Впрочем, найдется дурак-редактор, который в конце весны запальчиво проинформирует читателя о том, что Москва надежно обеспечена дровами и калошами, — Остап швырнул шарф на кровать, но тот долетел только до печки. Сеня попытался спасти его.
— Черт с ним! — воскликнул великий комбинатор. — Зиме конец!
Вдруг дверь распахнулась. Снежный вихрь ворвался в сторожку. На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял Афанасий.
— Дозвольте погреться, Остап Ибрагимович, уж больно холодно.
Дверь он не закрывал на тот случай, если не дозволят.
— Да входи ты,
— Вот вы все ругаетесь, — умиротворенно пробормотал Афанасий, прилаживаясь к печи, а давеча мне, как в старопрежние времена, душу обогрели. Не иначе как кто-то из жильцов из бывших будет.
Остап встрепенулся.
— Что-о? Кто?!
— Кто — не знаю, а только из бывших — это точно.
— Да с чего ты взял-то?
— Не знаю, с чего, да только из образованных.
После долгого перекрестного допроса Остап и Сеня выяснили следующее: вчера, у парадного подъезда жалился Афанасий знакомой бабе на тяжкую болезнь матушки и нехватку денег на неизбежные похороны. В эти полчаса мимо прошли почти все жильцы. Кто-то останавливался и выспрашивал подробности. Другие, спросив, сколько лет старушке, солидно заключали: "Ну, пожила". Большинство молча проходило мимо…
— С чего ж ты взял-то, что кто-то из них дворянин? — раздраженно перебил дворника управдом.
— Дворянин ли, из купеческих ли, из духовных, — не знаю, а только когда жилтоварищество на червонец помощи оказывало, замучился в ведомостях крестики ставить.
— Да причем тут ведомости!!! — заорал Остап.
Афанасий достал два смятых червонца.
— Вот, кто-то в карман подсунул и без единого словечка. Сразу видно, образованный человек. И верующий. Истинно сказано в святом писании, "…когда творишь милостыню, пусть даже левая рука твоя не ведает, что творит правая".
— Не пойму, — спросил Сеня, когда за Афанасием закрылась дверь, — почему он решил, что деньги ему подсунул непременно кто-то из бывших. Почему этого не мог сделать обычный советский человек?
— Советский?! — Остап бросился к шкафу, разворошил стопку газет и пихнул Сене два номера. На первых полосах обеих красовались статьи с одинаковым названием: "Левая рука не ведает, что творит правая". Одна из них клеймила нехватку в розничной торговле черных брючных пуговиц, другая обсуждала работу котельных.
— Афанасий прав! Прав, прав, — бормотал Бендер, меряя сторожку шагами. — Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Лед тронулся!
— Остап Ибрагимович, почему это вас так взволновало? — удивленно спросил Сеня.
— Меня? Что? Нисколько.
— Остап Ибрагимович, кем вы были раньше? — вдруг спросил Арсений.
— Я? Кем я был… Концессионером треста "Остап и Киса" по добыче бриллиантов из стульев. Командором крейсера "Антилопа-Гну". Можете иногда называть меня командором, мне это нравится… Потом объехал всю страну, от Кандалакши до Кушки, давая концерты граммофонных пластинок. В общем, графа Монте-Кристо из меня не вышло — пришлось переквалифицироваться в управдомы.
— А что впереди?
— Впереди? Впереди роман моей жизни.
— О чем?
— О мальчике, украденном из знатной семьи. Он вырос и, желая разбогатеть, взялся разыскивать пропавшего лет тридцать назад ребенка богатых родителей, — Остап вздохнул. — Оказалось, самого себя… Ну а вы, баловень судьбы… найдется ли в вашей безоблачной биографии хотя бы один факт, способный развеселить публику?
— Развеселить — пожалуй, — ответил Сеня.
Глава 7.