Кавалер Ордена Золотого Руна
Шрифт:
Лектор, Попугаев Никанор Павлович, был Остапу знаком и противен.
… Когда Бендер, ворвавшись в кабинет председателя жилтоварищества, товарища Годунова, принялся убеждать последнего в необходимости наложения давно назревших и перезревших резолюций, он вдруг услышал за спиной тусклый голос:
— Ваш папа случайно не был стекольщиком?
От неожиданности Остап уронил пресс-папье, которым поигрывал перед лицом председателя жилтоварищества, и медленно обернулся.
У стены сидел рыжеусый человек с оловянными глазами. На коленях у него стоял огромный рыжий портфель
— Вот что, любезный, — Остап вразвалочку двинулся к рыжеусому, — если вы любите наблюдать интимные сцены, то так и скажите: вы, мол, мне мешаете, отодвиньтесь. Что же касается вашего вопроса, то отвечаю: мой папа не был стекольщиком. Он был прямым потомком трапезундских императоров по происхождению и контрабандистом по призванию. Когда я родился, он уже рубил камни на каторге в сирийской пустыне и я не привык, чтобы всякие…
— Не беда, — ошалевший от страха Попугаев выпалил давным-давно заученную на "не привык" реплику. — Потерпите сорок лет, а там привыкнете.
Остап потянулся за стулом.
Отдышавшийся наконец от пресс-папье председатель жилтоварищества бросился между ними.
— Познакомьтесь, Остап Ибрагимович. Это наш районный лектор, Попугаев Никанор Павлович. Он у нас первый весельчак, — нервно сказал председатель, — похлопывая Попугаева по плечу. — Зубастый. Так и режет.
— Ну уж и весельчак, — потупился Попугаев, — так. Середка на половинку.
— Хотите чаю, товарищи? — примиряюще предложил хозяин кабинета.
— Нет, спасибо, я уже отчаялся. Я вот лучше папироску возьму. Люблю, знаете ли, папиросы фабрики Чужаго… Хе-хе… — казалось, Попугаев мог говорить только затасканными остротами. Остапу захотелось вскрыть этого человека, как арбуз. Захотелось узнать, есть ли у него что-нибудь там, за рыжими усами и оловянными глазами.
— Ну, Никанор Павлович, выпейте все-таки чаю. Вы ведь любите вприкуску.
— Лишь бы не вприглядку, — вяло отозвался Попугаев.
— Ну так вали отсюда! — бросил Остап и потащил товарища Годунова к столу.
— Наше вам с кисточкой, — залепетал Попугаев, пятясь к выходу. — Бувайте здоровеньки, как говорят хохлы.
…Потуги Остапа прервал деликатный стук в дверь. На пороге появился Афанасий и у Остапа заныло там, где и положено заныть.
— Вот, кто-то обронил вчерась на лекции, — Афанасий осторожно положил на стол книгу. Это была "История российской дипломатии". Недавно, наткнувшись с Сеней на книжный развал, Остап видел точно такую же, но его внимание отвлек "Новейший справочник управдома". Когда он оглянулся, книги уже не было.
"Предусмотрительный жилец, — подумал Остап, увидев закладку, — полкниги одолел за лекцию. Ай уандер, кого же еще, кроме меня, может интересовать история российской дипломатии?"
Благодаря толстой картонной закладке книга открылась еще до того, как предчувствие успело оформиться в подозрение: "Вечером того же дня российский посол граф Средиземский потребовал безотлагательной встречи с посланником ее величества…" Фамилия "Средиземский" была едва заметно подчеркнута карандашом.
Управдом сердечно поблагодарил дворника, а через несколько минут
Граждане жильцы!
Если кто обронил вчера на лекции зеленую книгу, или видел, кто ее читал и мог обронить (название не указывается с целью избежания присвоения), просьба безотлагательно сообщить управдому.
Граждане, проявите комсознательность! Построим новый быт!! Нам чужого не надо!!! Подпись: Управдом
Вечером, унылый и смиренный, Бендер вернулся домой.
— Остап Ибрагимович, где же вы пропадали? Меня приняли в "Приключенческое дело"!
— Жилец Изаурик, а вы читали объявление? — монотонно пробубнил Остап.
— Какое объявление, Остап Ибрагимович? — изумился Сеня.
Остап тряхнул головой.
— Тьфу, черт! Совсем крыша поехала… Ну ладно, рассказывай.
— Меня сразу же ввели в коллегию в проценте беспартийных дарований. Я через полгода еще и в безответственные редакторы пробьюсь…
— Что за галиматья, Сеня?!
— Не галиматья, Остап Ибрагимович, — обиделся новоиспеченный труженик пера, — а глубокое, можно сказать, профессиональное проникновение в тонкости, можно сказать, в закулисную сторону ремесла…
Журналы бывают толстые и тонкие.
Но это только в теории. На самом деле тонких уже давно нет. Они закрылись. Подписчикам обещали вернуть деньги, но не вернули. (Согласитесь, было бы просто бесхозяйственностью разбрасывать деньги направо и налево.)
Итак, остались толстые. Среди них есть более толстые и менее толстые. И чем тоньше толстый журнал, тем многочисленнее его редколлегия. В самом тонком толстом количество членов редколлегии достигает двадцати человек. Если бы этих людей собрать вместе, то получилась бы внушительная демонстрация, так сказать, боевой смотр литературных сил.
Но разве их соберешь! Их невозможно собрать. Большинство из них вообще не знает, что состоит в членах, а меньшинство к литературе никакого отношения не имеет, литературы не любит и занято на хозяйственной и профсоюзной работе. Тем не менее редколлегии разрастаются, и скоро уже вместо заседаний надо будет применять более совершенные методы собирания людей в одну кучу: "Объединенную конференцию членов редколлегии журнала "Будни пансионата", или "Всесоюзный слет членов и кандидатов в члены редколлегии журнала "Критик на стреме". Собираться можно в филиале Большого театра или в зале консерватории, только не в малом, а в том, который по-больше, там, где портреты розовощеких композиторов в ермолках и париках.
Редколлегия превращается в громадное учреждение, потому что при ее составлении не желают никого обидеть.
В коллегию обязательно входят:
1. Один ведущий писатель (лучше два ведущих или три; было бы, конечно, еще лучше человек семь ведущих, но столько не наберешь, нету).
2. Три ведущих критика.
3. Один неведущий критик.
4. Один завидущий критик (чтоб не обиделся).
5. Процент женщин.
6. Процент нацменов.
7. Процент братских писателей.
8. Процент оборонных писателей.