Кавалер Ордена Золотого Руна
Шрифт:
— Кстати о рояле, Сеня! — оживился Бендер. — Вы случайно не виртуоз-исполнитель? Ведь вас же мучили в вашем дворянско-благородном детстве, верно? Крышу мы найдем, полгода помотаемся по бескрайним просторам СССР и однажды заглянем за край. Буду при вас курьером — открывать крышку рояля перед концертом и страшно волноваться при этом. Это будет сверхстеснительностью. Ну как, отличите фа-бемоль от ми-диеза?
— Нет, — честно вздохнул Сеня.
— Ужасно, — Остап сокрушенно покачал головой. — Что ж, будем брать контору.
— Какую контору?
— Любую. Любую,
— А что мы будем заготавливать? — недоуменно спросил Сеня.
— Что угодно. Когда-то я заготавливал рога и копыта. Можно заготавливать орлиный помет, тигровые когти, поношенные тюбетейки, пробки, наконец.
— Какие пробки?
— Использованные или непосредственно э-э-э… обдирать кору этого, как его… пробкового дуба. Главное — лазать по горам поближе к государственной границе.
— Ну, недурно. А какую-же контору будем брать?
— Да хотя бы эту, напротив: "КЛООП". Есть что-то кооперативное в названии.
— Слушайте, Остап Ибрагимович, двадцать раз проходил мимо и ничего не мог понять. Мне казалось, что если я сейчас же не узнаю, что означает эта вывеска, я заболею.
— Не понимаю, что тебя волнует. Клооп и Клооп. Прием пакетов с часу до трех. Обыкновенное учреждение.
— Нет, вы поймите — "КЛООП"! Ведь это так интригующе! Чем могут заниматься люди под таким вызывающим названием. А вдруг они не заготовляют? Вдруг они распределяют что-нибудь?
— Да не все ли равно! Поедем на Кавказ распределять.
Утром искатели приключений остановились против подъезда, над которым золотом и лазурью было выведено: К Л О О П
В длинной машине, стоявшей у подъезда, за зеркальным стеклом сидел шофер.
— Скажите, товарищ, — спросил Сеня, — что за учреждение Клооп? Чем тут занимаются?
— Кто его знает, чем занимаются, — ответил шофер. — Клооп и Клооп. Учреждение как всюду.
— Вы что ж, из чужого гаража? — спросил Остап.
— Зачем из чужого! Наш гараж, клооповский. Я в Клоопе со дня основания работаю.
Не добившись толку от водителя машины, приятели посовещались и вошли в подъезд.
Вестибюль Клоопа ничем не отличался от тысячи других учрежденческих вестибюлей. Бегали курьерши в серых сиротских балахончиках, завязанных на затылке черными ботиночными шнурками. У входа сидела женщина в чесанках и длинной кавалерийской шинели, сменившей ввиду наступления лета большой окопный тулуп. Видом своим она очень напоминала трамвайную стрелочницу, хотя была швейцарихой (прием и выдача галош). На лифте висела вывесочка "Кепи и гетры", а в самом лифте вертелся кустарь с весьма двусмысленным выражением лица. Он тут же на месте кроил свой модный и великосветский товар. (Клооп вел с ним отчаянную борьбу, потому что жакт нагло, без согласования, пустил кустаря в ведомственный лифт.)
— Чем же они могли бы тут заниматься? — начал снова Изаурик.
Но ему не удалось продолжить своих
Упоминание о брынзе произвело на швейцариху потрясающее впечатление. На секунду она замерла, а потом перевалилась через гардеробный барьер и, позабыв о вверенных ей калошах, бросилась за сослуживцами.
— Теперь все ясно, — сказал Сеня, — можно идти назад. Это какой-то пищевой трест. Разработка вопросов брынзы и других молочнодиетических продуктов.
— А почему оно называется Клооп? — задумался Остап. — К тому же, брынза — это продукт южный, прикордонный…
Друзья хотели было расспросить обо всем швейцариху, но, не дождавшись ее, пошли наверх.
Стены лестничной клетки были почти сплошь заклеены рукописными, рисованными и напечатанными на машинке объявлениями, приказами, выписками из протоколов, а также различного рода призывами и заклинаниями, неизменно начинавшимися словом "Стой!"
— Здесь мы все узнаем, — с облегчением вздохнул Сеня. — Не может быть, чтобы из сотни бумажек мы не выяснили, какую работу ведет Клооп.
И он стал читать объявления, постепенно передвигаясь вдоль стены.
— "Стой! Есть билеты на "Ярость". Получить у товарища Чернобривцевой". "Стой! Кружок шашистов выезжает на матч в Кунцево. Шашистам предоставляются проезд и суточные из расчета центрально тарифного пояса. Сбор в комнате товарища Мур-Муравейского". "Стой! Джемпера и лопаты по коммерческим ценам с двадцать первого у Кати Полотенцевой".
Остап рассмеялся. Сеня недовольно оглянулся на его и подвинулся еще немножко дальше вдоль стены.
— Сейчас, сейчас. Не может быть, чтоб… Вот, вот! — бормотал он. — "Приказ по Клоопу № 1891-35. Товарищу Кардонкль с сего числа присваивается фамилия Корзинкль". Что за чепуха! "Стой! Получай брынзу в порядке живой очереди под лестницей, в коопсекторе".
— Наконец-то! — съехидничал Остап. — Как ты говорил? Молочнодиетический пищевой трест? Разработка вопросов брынзы в порядке живой очереди? Здорово!
Сеня смущенно пропустил объявление о вылазке в совхоз за капустой по среднекоммерческим ценам и уставился в производственный плакат, в полупламенных выражениях призывавший клооповцев ликвидировать отставание.
Теперь уже забеспокоился и Остап.
— Какое же отставание? Как бы все-таки узнать, от чего они отстают? Тогда стало бы ясно, чем они занимаются.
Но даже двухметровая стенгазета не рассеяла тумана, сгустившегося вокруг непонятного слова "Клооп". Это была зауряднейшая стенгазетина, болтливая, невеселая, с портретами, получаемыми, как видно, по подписке из какого-то центрального газетного бюро. Она могла бы висеть и в аптекоуправлении, и на черноморском пароходе, и в конторе на золотых приисках, и вообще где угодно. О Клоопе там упоминалось только раз, да и то в чрезвычайно неясной форме: "Клооповец, поставь работу на высшую ступень!"