Кавалер Ордена Золотого Руна
Шрифт:
Но почему?
О, это занятная история.
Как строится новый клуб?
Объявляется конкурс. И пока молодые и немолодые архитекторы при свете сильных ламп чертят свои кривые и производят расчеты, общественность волнуется. Больше всех кипятятся врачи. Они требуют, чтобы новый клуб был образцом санитарии и гигиены.
— Не забудьте, — предостерегают врачи, — что каждый кружковец, кроме общественной нагрузки, несет еще нагрузку физиологическую — он вдыхает кислород, выдыхает азот и прочий там ацетилен. Нужны обширные помещения, полные света и воздуха.
Консультанты из ВСФК требуют, чтобы был гимнастический зал, тоже полный света и воздуха.
Автодоровская
Артель гардеробщиков выступает с особой декларацией. Довольно уже смотреть на гардероб как на конюшню. Гардероб должен помещаться в роскошном помещении, полном света и воздуха, с особыми механизмами для автоматического снимания калош и установления порядка в очереди, а также электрическим счетчиком, указывающим количество пропавших пальто.
Центром всего является заметка в вечерней газете, — заметка оптимистическая, полная света, воздуха и юношеского задора. Она называется: В УБОРНОЙ — КАК ДОМА
Заметка начинается с академических нападок на царский режим. Покончив с этой злободневной темой, "Вечерка" доказывает, что человечество проводит в уборных значительную часть своей жизни. Поэтому надо уделить им особенное внимание: надо добиться того, чтобы каждый, побывавший в уборной нового клуба, вынес оттуда хоть небольшой, но все же культурный багаж.
В общем, кутерьма идет порядочная. Архитекторы выбиваются из сил, чтобы наилучшим образом сочетать требования общественности.
И вдруг невидимое миру, клиру и общественности колесо Фортуны досрочно объявило победителя.
Кто он, скромный труженик циркуля и транспортира? Воспользуемся тем, что победитель оставил свою записную книжку у телефона и заглянем в нее:
"Ягуар Петрович. Безусловно, может".
"Заносис. Может, но вряд ли захочет".
"Мальцев-Пальцев. Захочет, но вряд ли сможет".
"Кретищенко. Не хочет и не может".
"Кошковладельцев. Может, но сволочь".
Перевернем страницу.
"Путевки — Срамной Петр Петрович телефон…"
"Театр. касса — Глафира Леонардовна телефон…"
"Железнодорожная касса — Шурочка телефон…"
"Касса взаимопомощи — Всевышний Н. Д. телефон…"
"Вина — Гарегин Васпураканович телефон…"
"Деликатесы — Мстислав Переяславович телефон…"
"Галантерея, бижутерия, итд. — Вова телефон…"
"Антиквариат — Ягуар Петрович телефон…"
Перевернем еще страницу.
"Жоржетта тел…"
"Аделаида тел…"
"Ягуар Петрович тел…"
"Дуся тел…"
"Шахерезада тел…"
Как легко можно догадаться, Ягуар Петрович — акушер-гинеколог.
Впрочем, дальше уже неинтересно.
Увы, никто из сподвижников гения, всех этих людей, толкавших, крутивших, вертевших, одним словом, — хороводивших колесо Фортуны, не смог бы объяснить, почему в четырехфасадном дворце не проводились лекции и диспуты, не ставились комедии и трагедии.
Дело в том, что в здании была только одна, совсем темная комнатка. Вся остальная неизмеримая площадь была занята большими и малыми колоннами всех ордеров — дорического, ионического и коринфского, а также, и большей частью, псевдоантичного.
Колоннады аспидного цвета пересекали здание вдоль и поперек, окружали его со всех сторон каким-то удивительным частоколом. Внутри здания тоже были только колоннады. И в этом колоннадном
Во дворце не было даже уборной. Комендант, кляня архитекторов и стукаясь лбом о колонны, за каждой малостью бежал в отделение милиции. Впрочем, не все были такими щепетильными, как мажордом. В пивной "Санитас" уборной тоже не было, но посещать отделение милиции без большой нужды ее клиенты не спешили. Поэтому колоннады, портики и перистили быстро загрязнились и запах, схожий с запахом сыра-бакштейн, изливался сквозь колонны на площадь. Дальновидная дирекция пельменной фабрики еще накануне открытия приняла благородное решение. И в прошлогодний юбилей славной пионерской организации розовощекий мальчуган разрезал красную ленточку районного дворца пионеров — дара пельменной фабрики.
Но, как легко можно догадаться, за истекший год во дворце не было проведено ни лекций о половозрастной структуре пионерской организации верхнеколымского района, ни многоактовых трагедий о борьбе древнегреческих детишек против рабовладельческого строя. И только иногда из колоссального здания дворца выходил человек в толстовочке и, жмурясь от солнца, бежал в отделение милиции по нужде или плелся туда же поиграть в шашки и на полчасика приобщиться к культурной жизни.
Но накануне священного для каждого пионера дня, усилиями арестованных хулиганов, которых выделили шефы — отделение милиции, дворец был выметен и отмыт. На колоннах были развешаны противоречащие друг другу стрелки, а комендант был выряжен в ящеричного цвета галстук.
Сегодня здесь наконец-то должна была состояться первая лекция. Однако, поскольку несознательные учителя попрятали детишек по музеям и лонам природы, то запланированную тему лекции "Влияние Октябрьской революции на развитие пионерского движения в Австралии и Океании" пришлось заменить на "Глисты у детей" и попросить отделение милиции прислать граждан, хорошо зарекомендовавших себя вчерашней уборкой.
Едва войдя в лабиринт Минотавра, Остап услышал далекий зловещий гул и пребольно ушибся о колонну. Он вдруг с ужасом подумал, что еще никогда в жизни не был в лесу. Командор хотел ретироваться, но было уже поздно: всюду встречали его вздвоенные ряды колонн, поставленных так часто, что дневной свет не проникал дальше третьего их наружного ряда. "Художник от слова "худо". Хе-хе-хе", — раздалось совсем близко. Перед носом колыхалась бумажная стрелка. Бендер доверился ей, как заблудившийся грибник доверяет пню, поросшему мхом с северной стороны. "Приехал муж из командировки…" "Странно, звук как будто ослабел", — подумал Остап. Но тут, привыкшие к темноте глаза различили еще две стрелки. Они указывали друг на друга. Демонический хохот потряс дворец. Остап в ужасе прижался к самой толстой колонне. А успокоившись, начал медленно, осторожно обходить ее. Он был уверен, что комнатка, где проходит лекция, находится за ней. Но натолкнулся на стену. Колонна оказалась полуколонной. Остап решил идти по периметру, чтобы, по крайней мере, найти вход, он же выход.
Колоннам не было конца.
— Входа-выхода нет! Под суд таких!
И громкое эхо, похожее на крик целой роты, здоровающейся с командиром, вырвалось из-под портиков и колоннад…
Через полтора часа, после того, как Остап побывал на всех трех этажах (лестницы выходили из стен и кончались стенами), невнятный гул снова превратился в четко различимый голос.
— Приходит один человек к другому и говорит: "Чик". Это значит — честь имею кланяться. А другой ему говорит: "Пс" — прошу садиться… Хо-хо-хо…