Кавалер Ордена Золотого Руна
Шрифт:
Привлечение междометий явно указывало на кризис жанра. Остап хмыкнул и сунул книжонку в карман.
Стремительно приблизилась курортная деревянная пристань на тонких металлических опорах, баркас развернулся и, закачавшись на собственной волне, причалил к лестнице. На пристани людей было мало — краснофлотец-сигнальщик с флажками, несколько загорелых полицейских и два караульных греческих матроса в белых шапочках набекрень и темно-синих шароварах, стянутых у щиколотки.
По всему было видно, что дачный сезон уже окончился. Видно, так уж устроено во всем мире, что дачные сезоны, независимо от климата, кончаются в сентябре. Стоял сухой и жаркий день, небо было чисто, нагретые
На берегу толпились фалеронцы. К пристани их не допускали. Исключение было сделано только для трех штатских типов в светлых грязноватых шляпах. Они внимательно рассматривали высаживающихся краснофлотцев. Эти почтенные господа молча крутили свои усы. При этом на их пальцах мутно поблескивали серебрянные перстни с неестественно большими бриллиантами.
Один из штатских снял шляпу и радостно поклонился советской группе:
— Вы красные офицеры? — спросил он по-русски. — Мы вас так ждали!
Краснофлотцы пропустили его слова мимо ушей, а инженеры беспокойно завертели головами.
Русскоговорящий штатский безошибочно выбрал жертву. Он подошел совсем близко к пиджачной группе и, конспиративно оглянувшись на полицейских, прошептал:
— Греческий пролетариат стонет под игом капитала. А?
Инженеры вздрогнули и в смятении двинулись дальше. Лицо нового знакомого сияло, и он с нежностью смотрел им вслед.
… Что может быть дороже сердцу путешественника, чем первые минуты и часы, проведенные в стране, где до сих пор никогда не был и о которой еще ничего не знаешь? То есть знаешь, что Акрополь стоит на возвышенном месте, но не знаешь, что эта возвышенность представляет собой раскаленную солнцем отвесную скалу, под которой глубоко внизу лежат Афины, и что мраморы Парфенона — желтые, обветренные, шероховатые, а не белые и гладкие; прекрасно знаешь, что Афины — это столица Греции, расположенная в восьми километрах от Эгинского залива, но разве думал, что будешь ехать от этого залива в эту столицу в старомодном поезде, в котором есть первый и третий классы, но почему-то нет второго, и что рядом с тобой на скамье будет сидеть громадная гречанка в черном платье, с голыми руками, толстыми, как ноги. Остальные женщины в вагоне тоже были в черном, а у большинства мужчин почему-то были креповые нарукавные повязки.
Наконец, пройдя предместье, поезд ушел под землю, чтобы прибыть к конечной станции под площадью Омония.
— Как вам нравятся Афины? Первые впечатления? А? — раздался крик.
От дверей вагона, перескакивая через корзины и баулы, к пиджачной группе пробирался тот самый человек, который заговорил с ними на пристани. Инженеры дружно уставились в окно, но тут же подскочили, потому что Остап ласково заговорил с подозрительным греком:
— У вас что, любезнейший, полгорода передохло? Что за кислота такая вокруг? Или это, — Остап кивнул на пассажиров, — парадная форма по поводу нашего прибытия? Тогда где же ослики, декорированные венками и катафалки с трибунами?
— Что вы, что вы! Упаси боже! — в суеверном ужасе запричитал грек. — Просто в Греции принято носить траур по умершим целых три года. Даже по случаю смерти дальних родственников. Поэтому всегда находится уважительная причина для того, чтобы надеть на рукав траурную повязку. Так мужчина выглядит солиднее. Вот и у меня, — грек отпятил локоть, — два с половиной года назад на острове Хиосе умерла троюродная
Тем временем пассажиры вышли на перрон.
— Но вообще-то, тут страшный кризис, — вдруг спохватился грек, — всюду такой капиталистический гнет. Может быть, вам надо что-нибудь купить? Я могу вас повести. Тут один капиталист обанкротился, знаете, буржуй, и объявил распродажу. Но вы не думайте, что я хочу на вас что-нибудь заработать. Я очень люблю русских. Я сам жил когда-то на Кавказе. Меня зовут Константин Павлидис… А не хотите покупать, то пойдем просто полюбуемся на его разорение.
И, растолкав собравшихся продавцов, размахивавших палками, на которых висели длинные ленты неразрезанных лотерейных билетов, он потащил русских в какой-то магазин. За прилавком стоял пожилой грек, а перед ним лежали тощая стопочка сорочек, какая-то галантерея, соленый миндаль в прозрачных пакетиках, инжир, мушмула и лезвия "жиллет". Еще на корабле рассказывали, что в Афинах лезвия стоят неслыханно дешево и что сам господин Жиллет со своими глупыми пушистыми усами не может понять, как это афинские ларьки умудряются торговать его бритвами дешевле, чем они обходятся ему самому. Краснофлотцы тоже удивлялись. Удивлялись и покупали. Вскоре, однако, секрет афинской торговли и промышленности раскрылся. Лезвия были действительно настоящие и дешевые, но… уже бывшие в употреблении раз по тридцать.
— Ну что? — хохоча спросил Павлидис. — Видели буржуя? Скоро мы их всех передушим. Хотите, я познакомлю вас с нашими? А? Может быть, нужно передать какие-нибудь прокламации, литературу? А?
Остап, конечно, подозревал, что в Афинах не ахти какая передовая охранка, уж во всяком случае не "Интеллидженс Сервис", но такого простодушия и южной беззаботности все-таки не ждал.
Инженеры, не выдержав такого напора, увлекли Остапа в отходящий автобус. В его заляпанное заднее окно Бендер заметил, что Павлидис шмыгнул в потрепанный "Форд", где его ждали три молодца, чем-то неуловимо похожие на опекунов Остапа.
Перед президентским дворцом, у могилы неизвестного солдата, под большими полосатыми зонтами стояли на карауле два евзона в парадных гофрированных юбках, белых оперных трико и чувяках с громадными пушистыми помпонами. На стене, позади могилы, были высечены названия мест, где греческие воины одержали победы. Список начинался чуть ли не с Фермопил и кончался Одессой и Херсоном.
По поводу Фермопил Остап не стал бы вступать в дискуссию с местными историографами, но за Одессу и Херсон ему стало обидно. В девятнадцатом году он случайно оказался скромным свидетелем победоносных операций греческих интервентов. Ни одна регулярная армия не отступала еще с такой быстротой, галдежем и суетливостью. Интервенты бежали через город в порт, с лихорадочной быстротой продавая по пути коренному населению Одессы английские обмотки, французские винтовки и обозных мулов. Они предлагали даже пушки, однако пресыщенные одесситы вежливо отказывались.
Но здесь Остапу не с кем было поговорить на эту интересную историческую тему. Палило солнце, и белокурые евзоны неподвижно стояли в тени своих зонтов.
В это время в эфире явственно почувствовалось постороннее тело. Это, размахивая шляпой, подбегал Павлидис.
— Любуетесь на наемников капитала? — спросил он задыхаясь.
Инженеры принялись настойчиво рассматривать ступени президентского дворца. Павлидис зашел товарищу Гусеву в тыл и зашептал:
— Хорошо бы его взорвать. А? Хоть одну хорошую бомбочку? А? А то пойдем тут за угол, там такие носки продаются. Даром! Английский товар! А?