Кавказские новеллы
Шрифт:
Это принесло ему ещё одну победу, он стал старшим над всеми конюшнями. Питаться его перевели в английскую столовую.
Лошади создали ему славу и у индейцев, которые решили заарканить самого ковбоя, для чего пришли всей семьей и привели приятного вида индейскую невесту. Он был не прочь породниться, если бы американцы, с их железной логикой, не отговорили его в пользу невест Северной Америки, куда он намеревался отправиться.
Ушёл он с мирным украинцем Иваном Сороколитой, который вначале имел против кавказца необоснованное предубеждение и боялся ложиться
Вдвоем они ушли на границу, в Негалос, штат Аризона, находившийся одновременно и в Мексике, и в США, оттуда перебрались в Лос-Анджелес, затем в Сан-Франциско, сразу после землетрясения 1906 года, которое принесло неисчислимые бедствия со множеством людских жертв и разрушений.
И куда хлынула вся Америка в надежде заработать на жизнь.
Поскитавшись среди живших на горе в Сан-Франциско, где были англичане и вся разновидность русских сектантов: молокане, духоборы, прыгуны и прочие, которые вызывали у Хаджи-Мурата простое любопытство, он все же пытался найти земляков или знакомых по Харбину.
Услышав, что в Сиэтл, штат Вашингтон, приехало много кавказцев, он бросил свою тяжёлую работу клепальщика на заводе и отправился искать своих, а с ним и верный Иван Сороколита.
В Сиэтле они встретили осетин и ингушей и, объединившись с англичанами, большим отрядом отправились на золотые прииски в Фербенкс, на Аляску.
Шли в пятидесятиградусный мороз, под ветром, закутанные в одеяла, все восемьсот с лишним английских миль, меняя каждую сотню шагов впередсмотрящих, которые встречали лицом и грудью ветер и снег, и дольше выдерживать было невозможно.
На прииске золота было совсем мало, а работа изматывала так, что дрожали руки, и редко кто выдерживал подряд два года. При этом искатели работали только летом, а к зиме, как птицы, устремлялись в тёплые края, к тому же зимой коробок спичек стоил четверть американского золотого доллара.
В суровых заснеженных краях, в Канаде и на Аляске, с провизией закупалось много свиного сала, и Хаджи-Мурат ел его вместе со всеми, нисколько не задумываясь над своей формальной принадлежностью к исламу; в любой среде, где бы он ни был все эти годы, она никак себя не обнаруживала, никаких законов не диктовала.
Хотя его родное село по истечении времени выстроило в центре мечеть и объявило себя мусульманским, как и другие приграничные села в окружении народов, не столь давно поменявших христианство на ислам, однако, оно было и осталось сугубо осетинским со всей древней ритуальностью и обычаями, пронесёнными через все времена.
И имя его носило не информацию о паломничестве – «хадже» в Мекку, а услышанное где-то, оно понравилось своим звучанием тому, кто взялся дать имя этому ребенку.
Позднее, в первую мировую войну, когда, мобилизованный в Дикую дивизию, он будет получать один за другим Георгиевские Кресты, православный орден нисколько не будет противоречить его духу потомка
Когда же награждали его приятелей по Дикой дивизии – ингушей, старались учитывать их мусульманское вероисповедание, давали Крест с изображением не Святого Георгия на коне, а с двуглавым орлом.
Но ингуши бросали свои ордена на землю!
– Сулейман, зачем бросил орден на землю? Ты же его за храбрость в бою получил!
– Хаджи, не хочу с петухом, пусть тоже дадут с джигитом!
Хаджи-Мурат весело смеялся.
Во вторую зиму на Аляске он уговорил приятелей остаться зимовать, не растрачивать на дорогу силы и деньги. Всю осень они подрывали землю и наполняли ею длинные короба, чтобы летом промыть.
Оставшись зимовать, они построили из бревен дом. Хаджи-Мурат накупил оружия, одно ружье он купил для птиц, второе, побольше – для зверей, но здесь, в основном, были кролики. Он метко отстреливал любую живность, и всю зиму они питались жирной крольчатиной и дичью.
Все заработанные деньги он легко тратил на оружие, страсть к которому обнаружилась тогда же, при переходе из Канады к прииску в Фербенксе.
Он обзавелся маузером, и любые пистолеты стали неотъемлемым оружием на всю последующую жизнь.
Кроме двух оружий и маузера, был у него финский нож и топор, которым он ловко орудовал с самого детства – строил дом, рубил дрова, умел использовать как оружие.
Летом оказалось, что золота там меньше, чем их затрат и сил, и средств.
Вскоре Хаджи-Мурат снова поверил статье некоего англичанина о прииске Шушан-Аляске, о котором тот писал, что нашёл золотые самородки, и мужчине можно заработать четыре тысячи американских долларов за день.
Можно грести золото лопатой, решили друзья, и вшестером, осетины и с ними Иван Сороколита, ушли из Фербенкса.
Для длительного и тяжелого перехода они купили двух больших лошадей за три тысячи долларов и подходящий фургон.
Лошади те же самые, каких выращивал в Мексике мистер Бейкер, в подкове одной из них изумленный Хаджи-Мурат насчитал 24 гвоздя и 5 упоров.
Эта пара по лошадиной мощности и вместимости в фургоне всего того, что они везли: палатки, ружья, печку, лопаты, все приспособления для промывания золота, съестные припасы, тёплую одежду – по пятьсот пудов на каждую, была всё равно, что товарный вагон, который исправно двигался и по плохой дороге.
И всё же по просеке, по которой они ехали какое-то время, дальше с фургоном продвигаться было нельзя, они были вынуждены бросить его, а всё имущество навьючить на лошадей.
Хаджи-Мурат легко ориентировался по любым картам и никогда не расставался с компасом, за озером, к которому вышла их группа, он выискал обозначение избушки, решил наведаться в поисках проводника.
Чтобы не обходить озеро из-за его величины, они соорудили плот из двух сосновых бревен, перевязав их отёсанными верхушками тех же сосен, Хаджи-Мурат отплыл на разведку, оставив на берегу друзей и коней.