Кайа. История про одолженную жизнь (том Шестой)
Шрифт:
Написать программу для отправки и приема сообщений, зашифрованных при помощи сквозного шифрования. То бишь, защищённый мессенджер, позволяющий остаться анонимным.
В теперешней ситуации важность для меня подобного программного средства переоценить невозможно. Таковой мессенджер, недоступный для рядовых и не слишком-то рядовых граждан страны, решил бы две мои ближайшие проблемы зараз.
Во-первых, с безопасной для себя передачей компромата Кристине (однако после этого она, само собой, будет в курсе наличия у меня этого программного средства и не сможет не задаться вопросами:
Хотя c Герцем этим тот еще геморрой получается, ведь виртуальную запись, где главные роли исполняют его родная внучка и Генрих Карлович, показывать ему нельзя категорически, ибо человек он уже сильно пожилой. Инфаркт, инсульт, либо же полная утрата дееспособности по иным причинам (все вместе или же по отдельности) будет единственным, чего я добьюсь, если банально «солью» ему виртуальную запись. Тем более что поведать ему о произошедшем я должен буду «с условиями», иначе не только ничего для себя не добьюсь, но и подвергну собственную жизнь смертельной опасности.
— Хорошо. — произнес я, вставая с кровати.
— Желаете, чтобы вам подали завтрак сюда? — уточнила горничная.
— Да, будьте добры…
В этот момент живот мой громко заурчал, и я ощутил, что столь же голоден, как и после использования боевого стимулятора.
— … но только не легкий, а поплотнее, пожалуйста. Помимо этого, я желаю крепкий кофе и чашечку горячего шоколада.
Горничная посмотрела на меня с некоторым удивлением, и в ее глазах читался немой вопрос: «а не треснешь ли ты, деточка?», однако…
— Как пожелаете. — ответила она и удалилась из комнаты.
Я же, прихватив с собой ВЭМ, дабы не оставлять аппарат без присмотра, направился в душ.
В душе.
Стоя под струями тропического душа и опершись обеими руками на стену, я зажмурился, ощущая нечто, сродни первобытному ужасу, таки сумевшему прорваться сквозь блок на эмоции, поставленный наркотиком где-то в недрах моей нервной системы.
«Демоны в голове» — теперь совсем не образное для меня выражение.
Сложно отрицать, что, умерев там и осознав себя здесь, я каким-то образом соприкоснулся с потусторонним миром. С миром мертвых. А наркотик помог «растормозить» во мне какое-то нечто, связующее меня с тем миром. И я теперь слышу…вернее, ощущаю…эхо…звуковые мыслеобразы…бесплотных душ, которые страстно желают обрести собственное тело.
И сегодня, работая над мессенджером, я не просто ощущал их мыслеобразы, но и впустил некоторых из них в свой новый сосуд для души. В Кайю. Это совершенно точно, ибо все то время, пока работал, меня не покидало ощущение какого-то чужого присутствия в мозгу и…параллельного мышления, что ли? Странную многозадачность сознания. И новые знания, которых у меня прежде не было и быть не могло.
Утром, когда ощутил, что мне нужен защищенный
Нет, сомнений в том, что в итоге я напишу-таки требуемое программное обеспечение, у меня не было никаких, ибо документация, необходимая для получения нужных знаний, является для меня доступной. А учитывая то, что обучаюсь я теперь с какой-то попросту фантастической скоростью…
Но он, мессенджер этот, будет у меня в условном завтра, а нужен уже в безусловном сегодня, что попросту невозможно!
Однако же, сегодня я «в прямом эфире» делал невозможное возможным, впустив чужих в свое тело. Причем у меня теперь возникла убежденность, что если бы не горничная, вернувшая меня в реальность, то…я, возможно, лишился бы своего тела. У меня бы его украли.
Стоило лишь подумать об этом, как на меня обрушился поток мыслеобразов, полных гнева и оскорбленного достоинства.
— Но и без вас у меня ничего не получится… — произнес вслух я.
«Не получится…не получится…не получится». — вторили мне мыслеобразы, и всякая обида из них исчезла.
— … однако с вами нужно быть осторожным.
«Это неправда, что ты не знаешь как, ибо раз за разом…пускай и не всегда „буква в букву“…делала все это прежде уже не меньше сотни раз…а мы лишь самую чуточку тебе помогли». — из всей какофонии мыслеобразов я вычленил один единственный. Женский. Очень четкий, без «эха». И «озвучка» которого показалась мне такой знакомой.
— Не меньше сотни раз…
Я повторил это вслух, и подобная новость совершенно не воодушевила меня, ибо точно знал, что, во-первых, мыслеобраз этот — никакая не галлюцинация, а во-вторых, не лож.
— Не говори обо мне в женском роде. — велел я.
Все голоса в голове внезапно заткнулись. Все, кроме одного, хозяйка которого явственно рассмеялась.
«Почему это? Уж не потому ли, что ты считаешь себя Мазовецким Димой, мальчиком тридцати восьми лет, который принял „лекарство“ там, после чего здесь занял пустующее тело девочки-самоубийцы?». — поинтересовался голос, полный ехидства, хотя и не злого.
— А разве это не так? — вопросом на вопрос ответил я, подставляя лицо под капли воды.
«Не-а, не так». — ответил голос, поинтересовавшись затем. — «Хочешь, расскажу, как все случилось на самом деле?».
— Валяй.
«Душа Кайи вырвалась из тюрьмы своей плоти, а затем просто-напросто вернулась домой, так сказать, когда подошло время».
От этого голосового мыслеобраза меня, несмотря на то что нахожусь в душе, пробрал холодный пот.