Кайа. История про одолженную жизнь (том Шестой)
Шрифт:
Эта ручка, стоившая каких-то безумных тысяч швейцарских франков, была его подарком. Того самого иерарха. Ботильд любил и люто ненавидел эту письменную принадлежность, ассоциирующуюся с тем человеком и со всей той херней, которую он вытворял с ним. Однако просто взять и выбросить ее не мог, из-за все той же привычки беречь вещи, а продать…
Сложно даже сосчитать, сколько раз за прошедшие десятилетия Ботильд порывался продать эту вещицу, но так и не сумел расстаться с ней.
А еще ему
Иссиня-черные?..
Ботильд близоруко сощурился, глядя на ручку…
— Не понял!
…ему вдруг показалось, будто бы чернила изменили свой цвет, однако при свете звезд определить это наверняка было невозможно, и он вновь включил настольную лампу.
— Что за чертовщина?!
Нет, ему не померещилось с пьяных глаз! Чернила, и правда, стали какими-то странными, более всего напоминая теперь молочную сыворотку. Он несильно потряс ручку.
Быть может, чернила оказались просрочены и попросту разложились?
Ботильд вновь взглянул в смотровое окошко. В ампуле произошли изменения, и теперь он наблюдал за тем, как мутно-белесая жидкость принимает алый оттенок, будто бы в нее добавили несколько капель крови.
Внезапно его «чуйка» забила тревогу, и он инстинктивно попытался отбросить от себя ручку, однако в тот же миг произошла ослепительная вспышка.
Несколько мгновений спустя.
Оглушенный Ботильд, свалившись с кресла на пол, не видел ничего, он погрузился в полнейшую мглу.
Значит, глаз у меня больше нет. — подумал он, ощущая то, как из разорванной шеи хлещет кровь.
Находясь в шоковом состоянии, боли Ботильд не ощущал, однако тело совершенно перестало его слушаться. Видимо, пострадал позвоночник. Теперь он мог только размышлять. К счастью, разум его внезапно стал столь ясен, будто все последние недели не был отравлен страхом, вперемежку с алкоголем.
Я умираю. — четко осознал он, однако мысли его не стали задерживаться на этом неприятном факте. — Альма…
Вот же дрянь! Это точно она, больше некому!
Несмотря на то, что живая охрана в его доме отсутствует, однако система безопасности в доме и на прилегающей территории такова, что никто из посторонних не сумел бы незаметно проникнуть в его кабинет, дабы заменить ампулу с чернилами в ручке на…
Двухкомпонентную жидкую взрывчатку.
Кто?
Нет, это точно не Церковь, ибо их методы он знает прекрасно. Те, ликвидируя свою «пешку», не удержались бы от того, чтобы нанести московитам дополнительный урон. Наверняка использовали бы не взрывчатку, а какую-нибудь жуткую химическую дрянь, после чего «вбросили» бы через подконтрольные СМИ историю с отравлением «плодоразрушителем» той знатной московитки, и о его, Ботильда, роли в той истории. И через все те же СМИ принялись бы «качать» версию о жуткой московитской мести, произведенной общественно опасным способом. Вонь поднялась бы до небес.
А если не они, то…
Из памяти всплыла та самая московитка,
Евгения Филатова, мать нерожденного еще «юного Лорда», который должен был быть убит в ее чреве «плодоразрушителем», активированным «Ведьмой», после того как она включила бы свой ВЭМ.
Сестрица, собственноручно прикончившая сводного братца. — Ботильду захотелось рассмеяться, но это для него было невозможно физически. — Весьма иезуитский план, что, впрочем, и неудивительно, ведь именно братья «Общества Иисуса» сейчас и правят бал в Ватикане…
Ботильд был готов биться об заклад, поставив на кон остаток жизни, что именно эта Евгения, невообразимо опасная московитка, служащая в особом отделе СВБ РИ, и устроила это успешное покушение.
Но если его, Ботильда, решили банально «убрать», не став похищать и устраивать допрос с пристрастием, значит, московитам точно известно о том, что он — лишь промежуточное звено. Звено в цепочке, не знающее тех, от кого исходят приказы.
Значит, это просто старая-добрая месть. Сам бы он, окажись на их месте, поступил иначе, но…
Но все-таки карма — та еще сука! И он использовал предательницу для покушения, и против него самого…
Ботильд внезапно ощутил, что все, сознание, а вместе с ним и жизнь покидают его.
Все-таки «чуйка» оказалась права, и мне стоило уехать, вместо того чтобы пить… — стало последней мыслью Ботильда, после чего разум его растворился в вечной мгле.
Глава 125
29 марта, Санкт-Петербург, особняк Семьи Филатовых, покои Кайи. 11:20.
По помещению, вот уже более трех часов кряду, разносилось приятное слуху звучание высококлассной механической клавиатуры, которая словно бы исполняла некую весьма энергичную нотную запись. Скорость набора была такова, что возможно было предположить, будто бы работает профессиональная машинистка, хотя это не так.
В дверь покоев постучали, и «игра» клавиатуры мгновенно прервалась.
— Войдите! — не отрывая взгляда от дисплея ВЭМ, разрешил я.
Если бы у меня все еще была способность переживать эмоции, то я бы, наверное, заорал благим матом (но строго про себя, разумеется, ибо прилюдные истерики — вообще не моя тема) на человека, посмевшего сейчас потревожить меня, выбив тем самым из состояния, более всего напоминающего транс, в каковое я попал сегодняшним утром…
— Доброе утро, барышня! Через час прибудут госпожи, и ваша приемная матушка распорядилась проследить за тем, чтобы вы встретили их в должном виде. А через полтора часа явятся люди из центра протезирования, по поводу вашей…
Она замолкла на несколько мгновений, поглядев на мою кисть.
— … руки.
…когда, проснувшись сегодня в 7 утра, с пренеприятнейшим ощущением того, что времени у меня практически не осталось, решил (почувствовал острейшую необходимость, вернее), не откладывая, приступить к созиданию давно задуманного.