Кайа. История про одолженную жизнь (том Шестой)
Шрифт:
— Идиотами? Вот уж дудки. Я их таковыми не считаю. — ровным голосом ответил Воланд. — Гражданин Каменский имеет пятьдесят шесть лет безупречной биографии, а когда и если знакомых с ним людей…соседей, например…попросят описать его, то они просто опишут…меня.
Воланд улыбнулся, глядя на еще не сошедший с пруда лед.
— И даже заполучив мои образцы ДНК, отпечатки моих пальцев, виртуальные изображения с сетчатки моих глаз…да хотя бы и выписки с моих банковских счетов!..эта ваша «внутренняя разведка» все одно обнаружит, что вышла она на все того же самого гражданина Каменского.
— Если бы я не знал наверняка, что передо мной сейчас находится живой человек, то решил, будто бы вы — дьявол. — честно признался Мстислав, вспомнив все то, что связано с этим самым Воландом.
— Поверьте, мне это было бы очень лестно! — приложив ладонь к груди, ответил «Леонид Павлович».
Воланд, повернув голову к собеседнику, обнажил в широкой улыбке свои белоснежные ровные зубы (кроме правой стороны рта, ибо там блестели золотые коронки), явно искусственного происхождения.
— Нас могут записывать. — напомнил Мстислав.
— Не переживайте, если вдруг наши с вами недоброжелатели действительно удумают нечто подобное, мне об этом станет известно. — махнул рукой Воланд.
— Так зачем же все-таки вы попросили меня прийти? — поинтересовался замначальника Тайной канцелярии, после чего затушил сигарету в специальной урне для курящих.
— Вы же еще не позабыли про приемную дочь Игоря Филатова, прелестную Кайю, правда? — поинтересовался Воланд.
— Нет, конечно, она довольно…запоминающаяся особа. — ответил Мстислав, раскуривая следующую сигарету.
— Так много курить — вредно! — заявил Воланд.
— Я в курсе, благодарю за беспокойство. Так что там опять с Кайей этой?
— А! Переживать о ее благополучии не следует! С ней все прекрасно! — вновь замахав рукой, заявил Воланд, а затем резко сделался опять серьезным, — Все, кроме одного момента.
Он замолк.
— Я весь внимание. — напомнил о себе Мстислав, ощущая, как внутри него разгорается злость.
— Ей каким-то образом все же удалось добыть ту информацию. — соизволил, наконец, продолжить иностранец.
Ястребенский закашлялся.
— Этого…это невозможно! — громко зашептал Мстислав, покосившись на парочку мамочек, катящих перед собой детские коляски. — Вам же известно, что мои…преданные мне люди, служащие во «внутренней разведке», экспроприировали виртуальный накопитель, на который эта барышня транслировала те данные.
Воланд не удостоил его ответом.
— Но если вам наверняка известно, что у этой Филатовой действительно имеется то, о чем вы сейчас сказали… — слегка затараторил Мстислав.
— Мне даже известно кое-что более интересное. — прервал его иностранец.
— И что же?
— Место, где те данные окажутся завтра.
— Где? — слегка охрипшим голосом спросил Мстислав.
— С вероятностью девяносто девять процентов и три девятки после запятой, барышня Филатова завтрашним днем самолично доставит накопитель с информацией из Семейного особняка прямо в руки царской любовнице. Таким образом, у вас, дорогой мой Мстислав Андрианович, появляется
— Три девятки после запятой, говорите? — Мстислав развернулся к Воланду. — Уж не знаю, кем вы меня там считаете…
— Предателем. — перебил его Воланд. — Я считаю вас, любезнейший, предателем. Ибо вы и есть оный, однако…
Воланд смахнул с лацкана пальто Мстислава невидимую пылинку.
— … в моих глазах это не делает вас каким-то негодяем или ничтожеством. Тем более что таковым вы стали, пытаясь сыграть со мной в игру. Помните же, правда? Но, к несчастью для вас, проиграли.
Мстислав, побледнев, крепко сжал зубы.
— Предатель? Ну что ж… Если, по-вашему… — начал он, когда сумел вновь взять себя в руки.
— При чем здесь мое мнение?! — снова перебил его иностранец. — Это факт, любезнейший! А факт — самая упрямая в мире вещь!
Явно цитата. — отрешенно подумал Мстислав, глядя на довольную физиономию «Леонида Павловича». — Вон какой, — весь радостный оттого, что сумел удачно ввернуть ее.
— … однако, я не стану предпринимать в отношении царской любовницы ровным счетом ни-ка-ких действий без железобетонной уверенности в том, что та самая информация завтра действительно окажется у нее. И что при помощи этой информации возможно будет взять ее за «жабры», как вы выразились. Насчет первого, вы и сами до конца не уверены, а насчет второго…
Мстислав развел руками.
— Но ей никак нельзя позволить заполучить сейчас это.
— Не забывайся. — тихим шепотом произнес Воланд, из образа которого вмиг исчезло всякое фиглярство, и он стал таким, каковым на самом деле и является.
Чрезвычайно опасным, как запрещенное всеми конвенциями ядерное оружие.
— Туше, Леонид Павлович! Вы же не хуже меня осознаете факт…самую упрямую вещь, с ваших же слов…: если я начну действовать против царской любовницы, а завтра вдруг выяснится, что та самая одна тысячная процента сыграет, как говорится, всю партию… В таком случае мне будет лучше прямо здесь и сейчас пристрелить вас, а затем, написав покаянное письмо Государю, застрелиться самому. Так, по крайней мере, моя Семья не пострадает…
— Вы драматически заблуждаетесь, любезнейший… — все тем же шепотом ответил Воланд.
Знаю! — с ненавистью подумал Ястребенский.
— Тогда…дорогой друг…не заставляйте меня проверять эту гипотезу на практике! Ладно, мы, кажется, свернули куда-то не туда.
— Согласен! — заявил Воланд, в поведении которого вновь начало появляться фиглярство.
— Говорите, завтра барышня Филатова самолично привезет информацию своей Госпоже? Что ж, прекрасно! У меня есть все полномочия, чтобы этого не допустить. А заодно и навсегда выбью из рук царской любовницы столь ценную…с ваших же слов…для нее «пешку». Ну а там, глядишь, и саму даму Кристину «пристегнем» к тому, что перевозила ее…