Кайа. История про одолженную жизнь (том Шестой)
Шрифт:
— Почему? — вопросом на вопрос ответил я.
— Ни одной из них я не могу доверять. У обеих свои цели и невообразимые амбиции. Их интересы не имеют ничего общего с интересами государства. Понимаешь?
И не собираясь дожидаться моего ответа, он продолжил.
— Природа моих любимых женщин мне известна уже очень давно, многие года. И никого из них я сейчас не хочу видеть. Не желаю слышать их вранье, понимаешь?
Царь вновь не дал мне ничего ответить.
—
Ага, я ее сообщник.
— … а значит, ты не давала ей обет молчания, который была бы обязана блюсти даже ценой жизни. То, что ты, Кайа Игоревна, в сословии недавно — это правда, но тем не менее ты — дворянка. Подумай хорошенько, кому принадлежит твоя верность: Государю и государству или же его зарегистрированной любовнице?
— Государю и государству! — ответил я, не размышляя ни мгновения.
Из памяти вдруг всплыл образ златовласой Мэри Сью.
Ни в коем случае нельзя допустить того, чтобы этот «игрок» заполучила данные с накопителя. А как я теперь могу предотвратить это? — подумал я, подняв взгляд на царя. — Все-таки Вселенная не помещает меня в неразрешимые ситуации. Выход у меня всегда есть…даже если он очень так себе.
Царь здесь и сейчас — это и есть ответ на вопрос «как предотвратить?».
Да и к тому же если предположить, что Государь просто блефует, то, где гарантии, что он не прознает обо всем позже, а вранье ему сроков давности не имеет.
Будут ли последствия для меня, возможно, даже очень неприятные, если я сейчас во всем признаюсь? Ну, разумеется, однако…
Делай свой очередной выбор, Кайа!
На том накопителе нет виртуальной записи с купеческой дочкой в главной роли, а стало быть, если сейчас обо всем расскажу, то сумею затем использовать ее, хотя это будет еще опаснее. Конечно, только в том случае, если старика Блумфельдта не умертвят сразу и весь мой план не пойдет псу под хвост. Впрочем, почти уверен, что даже если вдруг Государь прознает о его «хобби», то никаких резких движений не предпримет, дабы не «поднимать волну». Ставлю рубль на то, что старику будет предложено покинуть свой кабинет сразу по достижении предельного срока нахождения на государевой службе. Замученные дети беженцев — очень неприятно, конечно, но ведь жизнь-то продолжается. А вот Государыне наверняка придется поумерить свои амбиции, ибо подобный компромат в руках Государя — отличный «короткий поводок» для ее Семьи. Ее клана.
Мой выбор…
Извини, Кристина, хотя мы, вроде как, и названые сестры, но союз-то у нас не вечный, а ситуационный. И в происходящем сейчас «моментике» наши интересы немножечко расходятся.
Мой взгляд зацепился за блокнот с ручкой, лежащий на комоде. Я указал рукой на данные письменные принадлежности, безмолвно спросив у царя: «можно ли взять?».
Государь кивнул.
— Федор Иванович, я понятия не имею, что может быть на том накопителе, который разыскивали жандармы. — заявил я, а затем встал со стула и, пройдя к комоду, взял блокнот и ручку.
И
Хочу, мол, посмотреть, как ты пишешь.
Найдя свободный от царских записей (сделанных по-французски) лист, начал писать.
«Ваше императорское величество, я вынуждена рассказать Вам о невероятно жутких вещах, волею судьбы ставших мне известными…».
Глава 134
31 марта, пригород Санкт-Петербурга, деревня Коркино, частная усадьба. Около полудня.
— Доброе утро. — поздоровался я, когда горничная привела меня на зимнюю веранду дома, в котором разместился царь.
— Доброе! Садись! — велел мне Государь, взглядом указав на место рядом с великими княжнами, после того как присутствующие в ответ пожелали доброго утра и мне.
Здесь и сейчас происходит поздний завтрак. Судя по всему, Государь только недавно проснулся. Выглядит прекрасно отдохнувшим. В отличие от меня…
Стараясь не смотреть на царя, уселся, куда было велено.
…ибо всю ночь и часть утра проворочался, размышляя.
Помимо царя и его дочерей, здесь же присутствуют некоторые члены главной ветви Семейства царской любовницы, а именно: граф с графиней и сама Кристина.
Взгляды названой сестры, бросаемые на меня, содержали одномоментно и подозрение, и раздражение, и благодарность.
Взгляды же ее графини-матери — лишь нескрываемое раздражение.
Граф…ему моя персона, похоже, совершенно без интереса, а значит, он, скорее всего, не в курсе происходящего.
Конечно же, будучи на территории усадьбы этого Семейства, сохранить в тайне мой вчерашний ночной визит к царю не удалось. И он, визит этот, наверняка станет предметом самой обстоятельной беседы, но это будет потом.
Разрезав булочку и намазав затем ее паштетом, посмотрел из-под ресниц на царя, который полушепотом беседовал о чем-то с графом.
Из памяти вновь всплыло вчерашнее…
Прочитав мою записку, в которой я, в числе прочего, сдал, как стеклотару, свою названую сестру, царь проявил удивительное для изможденного бессонницей человека, получившего такую весть, хладнокровие. Он лишь поинтересовался эпистолярным способом: «Уверена, что накопитель еще там, а не у Кристины?».
Получив мой безмолвный положительный ответ, кивнул.
То, что я изложил на бумаге, сюрпризом для Государя, похоже, не стало. Он даже не счел нужным изображать эмоции, присущие моменту.
Могу ошибаться, но это здорово напоминало своего рода демонстрацию. Для меня. Что я, мол, выбрал исключительно правильный вариант ответа. Ну или его вообще уже ничто не удивляет под этим небом, такое тоже не исключено.
Даже показалось, будто бы на царственной физиономии промелькнуло выражение довольства от полученной новости. Новости о том, что его зарегистрированная любовница оказалась замешана в этом дельце.