Каждой былинке брат
Шрифт:
В загрязненной воде гибнет рыба. Уже много на земле мертвых рек.
Что же делать? Перестать строить города, закрыть фабрики и заводы? Жить так, как жили пещерные люди в лесах?
Историю вспять не повернуть. Да и никогда человек не откажется от своего гордого права изменять окружающий мир. Но пользоваться этим правом надо разумно.
Человеку нужны фабрики и заводы. Но человеку нужны и птицы, и рыбы, и зелень леса, и полные зерен колосья, и свежий воздух, и чистая вода.
Пусть человек стал сильней
Когда человек ссорится с воздухом, с лесом, с полем, с рекой, — ему самому плохо.
И опять вспоминается клич Маугли: «Мы одной крови — ты и я!»
Только в наше время он звучит по-другому.
Человек стал так могуч, что может охранять воздух, почву, воду и все живое. Охраняя природу, человек охраняет и себя.
Ответ найден. И его справедливость признали все люди на земле.
Совсем недавно стал независимым Алжир — одна из стран Африки. Молодая республика объявила первые дни ноября «Днем леса». Сто пятьдесят миллионов деревьев посадил в одну осень алжирский народ.
Для алжирцев деревья — зеленый заслон от песков пустыни Сахары; в больших европейских городах деревья — защита от духоты.
Только зеленые растения способны выделять кислород, нужный для дыхания людям. В городе, где много зелени, здоровей жить.
Американцы упорно лечили свою заболевшую почву: сажали лесные полосы, сеяли травы, распахивали землю только поперек склонов, чтоб задержать весеннюю воду — строили дамбы, рыли пруды.
И прекратились наводнения, притихли пыльные бури, возрос урожай на полях.
Теперь земледельцы всего мира знают, что почву надо охранять.
А инженеры думают, как избавить реки от грязи, а город от дыма. В фабричных трубах ставят ловушки-дымоловки, которые забирают большую часть пыли, прежде чем она вылетит из трубы.
И людям легче дышать, и заводу выгодно. Пойманная ловушками пыль — для завода ценное промышленное сырье.
Если завод дымит — значит, там ведет хозяйство Беспечность. Она и заплатит штраф.
В будущем, когда фабрики и заводы перейдут на бездымное топливо, никто не увидит трубы, из которой валит черный дым.
Придумали инженеры и ловушки-цедилки, которые отцеживают нефть из сточной воды.
Инженеры думают дальше. Они хотят сделать так, чтобы сточная вода вообще не сливалась в реки, а, покружившись по трубам, снова возвращалась работать на завод.
Но и сейчас от ловушек-цедилок вода становится чище. В реке, которая была мертвой, появляется рыба: и прежняя, которая заходила в эту реку раньше, и новая, которую выпустил в этих местах человек.
Мир заселяется вновь
Рыба в воздухе!
Шестьдесят лет назад никто бы не поверил, что рыба может перелететь
Сейчас это стало обычным делом. Мальков черноморской кефали на самолетах перебросили на Каспий, мальков балтийской салаки — на Арал.
Мы заселяем рыбьими мальками и свои новые водохранилища, такие огромные, что их называют морями.
У нас есть заповедники, где берегут зверя, птицу, драгоценные камни, редкие растения.
Мы помним, что первые декреты о заповедниках, об охране бобра, соболя, сайгака, лося подписал сам Ленин.
Когда в России хозяйничала Жадность, бобры, соболя, сайгаки были истреблены почти полностью, в Подмосковье исчезли лоси.
Сейчас в Подмосковье лоси встречаются часто. Иногда даже заходят в столицу. Пока в Сокольническом парке чинили забор, лоси что ни день навещали парк. Стоят возле танцплощадки, шевеля ушами, словно слушают музыку.
Лось может пригодиться нам как лесной конь. В Печоро-Илычском заповеднике на спины лосям навьючивают вьюки, запрягают лосей в санки.
Сохатый не может бежать так быстро, как рысистый конь, зато он пройдет по топи, по лесному бурелому— там, где конь не пройдет.
Сейчас России вернулась ее соболиная слава: соболей у нас так же много, как в старину.
Наши степи снова наполнились топотом тысяч сайгаков, таких быстроногих, что и на кровном скакуне не догнать.
Наш Воронежский заповедник справедливо называют республикой бобров. По реке Усманке много сложенных из сучьев бобровых хаток.
На стволе дерева, к которому прислонилась хатка, выведены крупные черные цифры. Почти как в городе: дом номер такой-то по набережной реки Усманки. Фамилия жильцов — бобры.
С набережной реки Усманки сорок тысяч бобров были расселены в белорусские, мордовские, печорские и другие заповедные леса.
Когда отлавливают бобриху с бобрятами, у матери пропадает молоко. И малышей помещают в «ясли»— в домик с чисто выбеленными стенами, где о звериных малышах заботится человек.
У каждого ясельного бобренка свое полотенце, своя нумерованная миска для манной каши.
В темноте лесной зверь быстро дичает, и поэтому ночью в бобровых яслях горит слабый свет.
То ли от этого непривычного света, то ли от того, что рядом нет матери, бывает, что малышу взгрустнется. Надо его успокоить, погладить, почесать за ухом. И зверь любит ласку.
В Африке туристы приезжают в заповедник, чтоб посмотреть, как пасется слон, как отдыхает лев.
С тех пор как в Америке запрещена охота на бизонов, их стадо выросло до десяти тысяч голов. Разум сумел обуздать Жадность.
В каждой стране свои законы по охране природы.
Шведский закон разрешает только два месяца в году охотиться на оленя и только в особые часы.