Каждый раз наедине с тобой
Шрифт:
Немного потрясенный, Херб рассмеялся.
— Интересно, как ты терпел её целых три года брака?
— Я тоже часто спрашивал себя. Но расскажи мне о сегодняшней программе. Кто гости, что нас ждёт? И самое главное: как часто курсируют паромы на случай, если я захочу улизнуть раньше времени?
Леонора всё ещё оставалась снаружи. Мануэль Мартинес, главный герой в фильме, только что вышел из дома и бросился приветствовать её и Джулиана Махони. Они поздоровались как хорошие знакомые и Леонора рассмеялась.
Харрисон почувствовал привычный натиск бабочек на уровне живота, похожий на вкусное подташнивание. Одновременно спазм пониже сообщил ему тревожную
— Это мисс Такер? — снова поверх мыслей с ним заговорил Херб, глядя в то же окно.
— Откуда ты знаешь...
— Сказал наугад. Я угадал?
— Да.
Агент похлопал Харрисона по плечу.
— Я надеюсь, что ты будешь смотреть на Реджину хотя бы с четвертью от этой интенсивности, или у неё случится истерический припадок!
К великому удовлетворению Харрисона, Реджина не появлялась весь день. Подъехали другие гости, и повсюду бродило множество людей. Харрисон сидел в этой большой комнате, размышлял, спал и опять думал.
Интересно, Леонора делила комнату со своим мужчиной?
Такая уверенность разозлила его, и Дьюку пришлось сделать несколько подходов отжиманий от пола, прежде чем он успокоился.
На этот вечер был запланирован «абсолютно неформальный» ужин-приветствие, но Харрисон достаточно хорошо знал Реджину и был уверен, что её концепция неформальности требовала, по крайней мере, полуфрак. Харрисон почти решил появиться в джинсах, опираясь на это «абсолютно» — одно из наиболее ненавистных ему наречий, и которое Реджина, казалось, обожала. Его остановила лишь мысль, что Джулиан Махони появится одетый элегантно, выставляя его в невыгодном свете.
Чёрт возьми, он никогда не испытывал в себе неуверенности. Даже когда был бухой в стельку, женщины хотели его трахнуть. Да и теперь не было женщины, которая могла бы ему противостоять. В конце концов, перед ним не устояла и Леонора. Почему на него напала паранойя пятнадцатилетнего подростка?
Харрисон надел грёбаный полуфрак и спустился на первый этаж.
Часть гостей должна приехать на следующий день на показ. По-прежнему не появился ни один журналист, и Харрисон задавался вопросом: какая особая связь у Леоноры с Мануэлем Мартинесом, что её пригласили заранее вместе с самыми близкими друзьями? Было довольно странно, что Реджина позволила ей присутствовать.
Гости расположились в одной из гостиных, и когда Харрисон вошёл, ему пришлось пройти очередное испытание из рукопожатий и притворной любезности. Он волновался, нервничал по-детски, словно ребёнок перед выступлением в школьной пьесе. Херб не уловил относительного значения этого «абсолютно» и оделся, как на пикник на пляже. Он должен был предупредить его, чёрт возьми. Но потом Харрисон подумал о том, как забавно проявить неуважение к Реджине, а в зале его друг казался единственным с истинно мятежным духом.
Дьюк почти решился подняться в комнату, чтобы переодеться и снова стать настоящим собой, а не чертовой марионеткой, когда Леонора вошла в комнату вместе со своим вечным сопровождающим. Нервозность Харрисона сменилась болезненным беспокойством. На мгновение у него перехватило дыхание, как это случается с подростками на выпускном, когда появляется цыпочка, которая очень нравится.
Леонора была такой красивой, такой милой, такой похожей на его воспоминания. Одетая в платье пурпурно-голубого цвета, длиной до щиколоток, простое, без излишеств. Она
Боже, он идиот. Харрисон был близок к безумию. И если он собирается вести себя как пьяница, с мыслями, застрявшими между сном, кошмаром и паранойей — ему стоит выпить. Харрисон на лету взял бокал шампанского с подноса официанта, похожего на Адониса. Выпил в один глоток, словно находился в одном из баров Боготы и пил агуардиенте с анисом. Затем Дьюк заставил себя обратить свое внимание на других женщин, присутствующих в зале.
Очевидно, Реджина не сумела сделать такой же отбор, как среди прислуги и пригласить только уродливых гостей. Многочисленные дамы, вероятно родственницы или подруги продюсера — среди них он заметил пару очень красивых молодых женщин — постоянно направляли на Харрисона интригующие и озорные взгляды. Тем не менее, он хотел познакомиться с ними так же, как стремился заразиться герпесом. С нулевым энтузиазмом. Он был слишком занят притворяться, что присутствие Леоноры скользит по нему, как шампанское по его горлу: безостановочно и почти безвкусно.
В этот момент Херб, которому в голову пришла странная идея, подошел к Леоноре и представился. Леонора улыбнулась ему непринужденно и добродушно, слегка покраснев. Чёрт, она продолжала краснеть.
«Разве в двадцать первом веке взрослая женщина может так краснеть? И может ли взрослая женщина, которая так краснеет в двадцать первом веке, быть такой чувственной в постели?»
Он должен перестать мыслить подобно, иначе рискует продемонстрировать присутствующим гротескную эрекцию в штанах своего проклятого полуфрака. Дьюк упорно продолжил притворяться ничем в мире незаинтересованным и погружённым в мысли (можно было подумать умные и глубокие), но все они имели отношение лишь к красивой женщине с цветущим телом. Он представлял её лежащей рядом с ним на кровати, принадлежащей только ему…
Когда Харрисон понял, что Херб, Леонора и её спутник — все вместе приближаются, он почти выругался вслух. Эти несколько шагов показались ему ступенями, ведущими к пахнущему клубникой Эдему или на эшафот старых воспоминаний.
— Ты знаком с мисс Такер, не так ли, Харрисон? — спросил его Херб, подмигивая.
Дьюк ничего не ответил, лишь кивнул, что могло означать всё и ничего. Тем не менее, взглянул на Лео. Сколько времени он не видел её так близко?
Дьюк ещё раз вспомнил, как целовал её и потом медленно проникал, глядя в глаза и зовя по имени. На мгновение — греховное и чудесное мгновение — у него создалось впечатление, что, пожимая ему руку в приветственном жесте, Леонора думала о том же.
Затем Херб представил ему Джулиана Махони, и эти чары превратились в гнев и жажду мести. Джулиан, несомненно, мужчина привлекательный, хотя его красота немного слащавая.
— Я и моя Леонора любим ваши романы, — заявил он Харрисону, подчеркивая «моя».
Леонора вздрогнула, смутившись, и Харрисон сделал вывод, что Джулиан знает. Знает о них двоих. Он спросил себя, в каком ключе она рассказала: как женщина, которая не может позабыть другого мужчину и раскрывает неизгладимую вину. Или сделала это как та, кто уже его позабыла и болтает о пустяках прошлого.