Каждый раз наедине с тобой
Шрифт:
— Теперь на тебя пялится и его агент. Он приближается. Девочка, послушайся меня!
— В чём именно?
— Притворись, что влюблена в меня. Давай продолжим по сценарию помолвки. Если Харрисон Дьюк захочет меня зарезать, у меня будет официальное доказательство.
— Чего?
— Того, что он любит тебя до безумия, моя дорогая!
Ссора не становится менее жестокой только потому, что происходит вполголоса. За столом я и Харрисон
И я даже не знаю почему.
Сразу после ужина мы, дамы, выходим из зала, а мужчины остаются, чтобы покурить и выпить спиртного по архаичному обычаю, который, по утверждению Реджины, она впустила через дверь двадцать первого века. Мы развлекаемся в Розовой гостиной, названной таким образом потому, что каждый предмет обстановки, без сомнения, имеет конфетный цвет Hello Kitty. У меня сложилось впечатление, что все, включая самых пожилых представительниц, в восторге. Не только потому, что Реджина это Реджина — дива, женщина, которой все хотели бы быть, и иметь хотя бы маленькую толику её красоты, но потому, что она, несомненно, нервничает.
Она даже не имитирует ни капли радушия. Официантка, настолько уродливая, что по сравнению с ней я похожа на «мисс Галактику», подавала кофе пока Её Величество (которая должна бы оказывать почести дома), сидела в розовом кресле, очень похожем по форме на трон, с хмурым выражением, совсем её не украшавшим. Сейчас Реджина выглядела значительно старше двадцати девяти лет, как она заявляет, и даже тридцати восьми, которые исполнились ей на самом деле.
Остаюсь равнодушной к её настроению, я должна позаботиться о своём.
Я думаю, что лучше пойти отдохнуть и попытаться забыть этот странный судорожный вечер, от которого до сих пор в груди остались отметины. На самом деле моё сердце не перестаёт мчаться галопом. Вспоминаю Харрисона, его ярость и чувствую смесь надежды и гнева. Надежда — что я ему не безразлична, казалось он ревновал, он ревновал?! И злость на него из-за того, как проявил свое небезразличие — как он посмел ревновать?
К сожалению, моя идея уйти с вечеринки противоречит намерениям Реджины. Она неожиданно встаёт и идёт в мою сторону. Нет, не в моём направлении, а прямо ко мне.
— Мне кажется, я с вами не знакома, — произносит тоном, каким хотела бы продолжить не знать до конца своих дней, что я существую, но, к сожалению, вынуждена. Я качаю головой и чувствую себя немного неловко.
— И думала, мой Харрисон тоже вас не знает. Но, видимо, я ошиблась?
— Нет, вы совсем не ошиблись: на самом деле я его не знаю.
Она разглядывает меня с нескрываемым подозрением.
— Вы невеста мистера Махони?
— Э... да
— Вам было бы неплохо помнить об этом.
— В свою очередь, и вы можете вспомнить, что больше не являетесь супругой мистера Дьюка.
— Как вы
— Прежде, чем использовать притяжательные прилагательные, не повредило бы освежить вашу память.
Если бы Реджина не раздражала своим видом новоиспеченной императрицы, которая ещё немного и затопает капризничая, я пожалела б её. Подозреваю, что она не знает, что такое притяжательное прилагательное, и её ум суетится в поисках объяснения. Она понимает, что я сказала ей что-то неприятное, но не знает, что именно.
Реджина собирается добавить комментарий, но понимает, что посвятила мне слишком долгую аудиенцию. Реджина Уэллс известна многими вещами: её отчаянной попыткой сыграть в фильме арт-хаус, где вступила в противоречие с хронической неспособностью играть роли, отличные от образа глупой красотки; коллекцией любовников и мужей; детьми, о которых заботится с полдюжины швейцарских нянь и почитаемых больше, чем наследники английского престола; и, конечно, завершившимся браком с Харрисоном Дьюком — но уж точно не своим дружелюбием. Она обращается со всеми, как с крысиным пометом. Кажется, высокомерие составляет основную часть современной дивы.
То, что она подошла ко мне, когда я никто и уделяет мне столько внимания, пусть даже ненавидя меня — откидывает на неё тень. Реджина замечает, как за ней наблюдают другие дамы: если её заподозрят в том, что она подозревает обо мне и Харрисоне, дива будет чувствовать себя униженной. Это равносильно признанию, что Харрисон предпочел неизвестную жирную жабу единственной звезде, которая должна сиять на небосводе каждого мужчины.
Поэтому, хотя и с подавленным злостью кивком, она сухо прощается со мной и уходит. Я не исключаю, Реджина пойдёт искать словарь, чтобы понять, что такое притяжательное прилагательное и правильно интерпретировать мою насмешку. А потом больше разузнает обо мне.
Тем временем я выхожу из гостиной.
Я выхожу из дома, вернее из замка с чувством, что владеющая им Реджина — настоящая ведьма. Не сомневаюсь, она прячет в шкафу волшебное зеркало, у которого постоянно спрашивает, самая ли она красивая. Жаль, что у меня нет physique du r'ole, чтобы быть Белоснежкой (прим. пер: физических данных).
Строение стоит на возвышенности, в пятидесяти метрах ниже которой простирается пляж. Длинная лестница, вырубленная в скале, соединяет вершину холма и океан внизу.
Небо звёздное, но дует ветер, и по воде бежит рябь. Солёный аромат подает мне знак дружбы. Мне нужно почувствовать его утешительный вкус. Поэтому, никому ничего не сказав, снимаю туфли и осторожно спускаюсь по ступенькам.
Когда достигаю песка в лагуне, окруженной стенами из скал и недоступной, если не со стороны моря, — при условии, что оно позволяет это, — мой первоначальный гнев немного исчезает, как волна, которая при каждом столкновении со скалистым берегом разбивается белым фейерверком.