Каждый раз наедине с тобой
Шрифт:
— И потом, уверен: у тебя уже есть всё, что ты хочешь. А я не только не могу быть частью этого, но и не хочу.
— Это твой способ отомстить, не так ли?
— Если бы я хотел отомстить, то не был бы таким деликатным. Я не такой уж утончённый парень. Был рад тебя увидеть и не ненавижу тебя. И я не люблю тебя. Я больше ничего не чувствую, а когда у тебя не остаётся даже злобы, это значит, что история окончена.
При этих словах взгляд Реджины сделался злобным. На мгновение ему показалось, что именно она выплеснула ненависть и
— Это утверждаешь ты, — вновь надменно и наигранно заявила она. — Для меня это ещё не конец, и я докажу тебе, что ты абсолютно неправ. Но сейчас я должна позаботиться о своих гостях.
Реджина внезапно отошла, убежденная, что оставила его в одиночестве и во власти разочарования. Бедная Реджина, какая жалкая маленькая дурочка. То, что он больше не любил её, было предельно ясно. То, что он никогда не любил её, было идеей, над которой Харрисон работал. Он предпочел бы не приходить к такому выводу, но уверенность извивалась внутри него, как сигнал тревоги. Чувствовать себя плохо только потому, что он был придурком, сделало бы его смешным в собственных глазах.
Хотя, отчасти, это новое размышление даже утешало его.
Он думал, что любил Реджину до безумия и теперь понимал, это было всего лишь недоразумение молодого придурка.
К такому же выводу он пришёл бы и с Леонорой?
То, что он думал чувствовал к ней, было ещё одним затмением разума в момент слабости? А чем это было сейчас? Лишь старый придурок со вкусами, немного отличающимися от прошлых, но, несомненно, всё ещё склонный обменивать огарки свечей на стаи светлячков?
Он искал Лео взглядом, светлячки от этого недоразумения объединились с бабочками в животе, и он надеялся, что так оно и есть. И надеялся с той же силой, с какой больной надеется исцелиться от болезни, от которой не существует лекарства.
Когда Харрисон понял, что за столом Леонора сидит рядом с ним, он почувствовал спазм удовольствия вместе с ощущением гнева.
Заметив таинственный обмен репликами между Реджиной и прислугой (как при встречах на высшем уровне), Дьюк сделал вывод: хозяйка изменила расположение мест в последний момент. Наверняка, она намеревалась наказать его за то, что отказался публично поклонился у её ног и удалила Харрисона с почетного трона рядом с ней, заменив Мануэлем Мартинесом. Это повлекло другие изменения. Харрисон слишком хорошо знал Реджину, чтобы думать, что та позволит ему насладиться вечером. Поэтому, посадив Леонору рядом с ним, в глубине души бывшая жена намеревалась наказать его, усадив рядом с женщиной, которую среди гостей считала менее красивой.
Ему хотелось задушить Реджину и в то же время поблагодарить за такой выбор.
Вначале каждый из них игнорировал другого. Харрисону пришлось смириться с ещё одним потоком банальности от сотрапезников, сидящих слева от него:
— Я не могу дождаться возможности прочитать ваш роман, знаете ли,
Потом еда, и фильм, и пляжи Мартас-Винъярд, и опять фильм.
— Кто заботится о Принце и остальных? — спросила вдруг Леонора.
Этот вопрос подарил ему вкус горного воздуха, рассеивая скопления миазмов.
— Майя. Я оставил их у неё.
— Они в порядке?
— Да. У Венеры новый партнер, и она беременна.
Леонора улыбнулась глазами.
— О, я рада этому! Я... я так часто думаю обо всём! — Она покраснела с обычной безжалостной быстротой. — О них, я имею в виду. Я бы хотела завести поросёнка.
— А твой жених согласен?
— Мой жених?
— Этот манекен, который всегда тебя лапает.
— Но это неправда!
— Что именно? Что твой парень похож на манекен или то, что постоянно лапает тебя?
— Что... он похож на манекен, конечно. Я не собираюсь спокойно выслушивать, как ты высказываешься плохо о Джулиане.
— Констатация факта — не означает плохо высказываться. Твой парень двигается напыщенно, словно марионетка из папье-маше и практически засунул руку тебе в лифчик — ты собираешься отрицать это?
Леонора открыла рот, не удосужившись изобразить более сдержанное и подходящее для случая изумление.
— Я... у меня упала контактная линза и... и в любом случае — это не твое дело!
— Разве у тебя не было аллергии на контактные линзы?
— Если ношу их слишком долго, да, но на сегодняшний вечер я хотела... Очки не идут мне и...
— Ты совсем не выглядишь в них плохо. И это твой жених должен сказать тебе, а не лапать публично!
— То, как мой жених прикасается ко мне на публике и тет-а-тет тебя не касается. Харрисон, мне надоело повторять тебе — занимайся своими делами.
Он понизил голос, чтобы не слышали окружающие, а потом прошептал:
— Мужчина, который не в состоянии заставить тебя понять, что ты красивая даже в очках, с растрепанными волосами, в рабочем комбинезоне, пока разгребаешь лопатой навоз в грёбаной конюшне, не для тебя.
— А для тебя, напротив, женщина, которая ждёт твоей первой неудачи, чтобы предать, превращает в алкоголика, заставляет убегать, чтобы спастись от самого себя. И затем просто потому, что успех снова улыбается тебе, приходит, подражая Глории Свенсон с таким видом, словно хочет превратить тебя в своего четвертого мужа перед пятым.
— У меня нет намерения стать четвёртым мужем, а ты, видимо, размышляешь о том, чтобы стать первой женой этого чёртова пижона.
— Первой и последней — можешь поклясться!
— Я уверен, это понравится твоим родителям, и они перестанут обзывать тебя жабой и говорить, что ты ничего не добилась в жизни. Это и есть настоящая причина столь нелепой помолвки? Какой замечательной парой вы будете! Могу представить, как вы трахаетесь, словно мертвецы, с абсолютным безразличием друг к другу.