Каждый раз наедине с тобой
Шрифт:
Окей, официально — моя юношеская страсть к Харрисону Дьюку окончена. Или нет: влюблённость в него осталась, но это не он. Это мудак, который случайно имеет то же имя. И, честно говоря, у него даже нет того же имени: этого зовут Уэйн, он злодей, который стреляет в людей. И даже если бы мне заплатили золотыми монетами, я не стала бы брать у него интервью. Просто должна сделать вид — Харрисон Дьюк мёртв. Насколько я понимаю, мой любимый писатель скончался много лет назад и не оставил живых следов. И теперь я ухожу.
Пытаясь удержать одеяло, я встаю с кровати. На мгновение у меня кружится голова. Не очень уверенно двигаюсь в ванную, предполагая, что эту
К счастью, мудак — по-другому определить его не могу, назвала бы его Харрисон, то признала бы поражение для своей ностальгии — демонстрирует незаинтересованность в том, что я делаю.
Если бы это был посредственный роман из тех, которые он никогда б не написал, то он бы посмотрел на меня, испытывая тайное притяжение. Я заметила бы это и, памятуя о своей юношеской любви, обнажилась бы во всех смыслах перед его нетерпеливым взглядом. В итоге мы б занялись диким сексом.
Но моя жизнь никогда не была романом даже одним из посредственных, в итоге Дьюк начинает перебирать (не знаю что), в шкафу, проявляя полное безразличие к моему присутствию. Я выгляжу как нелепый акробат, вынужденная надевать одежду, которая, конечно, сухая, но очень грязная. Единственная, кто обратил на меня внимание — это свинья. Она проснулась, заметила моё присутствие, встала со своей подстилки и теперь обнюхивает мои ноги. Вспоминаются слова Гуннарда, и я отступаю в страхе. Может быть я действительно неженка.
Не могу дождаться, чтобы уйти. Как только я одеваюсь (мудак в это время добавляет дрова в камин, а четвероногая свинья шагает за мной шаг за шагом), спрашиваю свинью, который стоит на двух ногах:
— Где все мои вещи? Очки, сумка, сотовый телефон?
Придурок снова бросает на меня раздражённый взгляд.
— Графиня хотела большего — чтобы я прочесал всё озеро? Или заставил бы его иссякнуть, чтобы найти эту чёртову сумку?
Можно ненавидеть кого-то сильнее, чем ты его любил?
Это возможно, потому что внезапно я замечаю ружьё, прислонённое к стене, и мне очень сильно захотелось взять и выстрелить ему по яйцам.
Ну, игнорировать его — лучшее решение. Конечно, меня раздражает потеря вещей, но, с другой стороны, он не виноват. Единственная его вина — ведёт себя как грубый и примитивный пещерный человек. Ничего не осталось от очарования, которым Харрисон когда-то обладал. Этот индивидуум даже ниже обезьяны в эволюционном масштабе.
Я плотнее закутываюсь и подхожу к двери. Путешествие недлинное, и теперь у меня нет даже очков. Постараюсь быть очень осторожной, чтобы вновь не упасть. У меня есть отчётливое чувство, что на этот раз неандерталец позволит мне утонуть.
— Я ухожу, — нелюбезно говорю я.
Он наклонился над огнем и говорит со мной, не поднимая взгляд. Тон его голоса одновременно скучен и саркастичен:
— Ничто больше не могло б порадовать меня, но думаю, ты не сможешь.
— Думаешь, небольшой дождь может меня остановить? Я предпочла бы умереть от пневмонии, чем лишнюю минуту остаться с таким пещерным человеком!
— Мне пофиг — ты можешь даже умереть.
Свой последний комментарий он сопровождает пожатием плеч.
Я выхожу боевым шагом, но сразу же замедляюсь или рискую упасть. К сожалению, это не просто дождь — потоп. День стал менее светлым при условии, что с самого начала его можно было назвать таковым. Я понятия не имею, сколько сейчас времени и как долго пролежала без сознания в его постели. Учитывая, что моя одежда и волосы
Одежда и волосы остаются сухими недолго. Достаточно двух шагов и вот, пожалуйста — снова губка на прогулке. Сапоги, отяжелевшие от грязи, вынуждают меня шагать осторожно. Передвигаться без очков — почти подвиг. Я не принадлежу к типу людей, кто легко выражается вульгарными словами, но сейчас моя голова, это рассадник проклятий.
Проклятия, которые достигают максимума, когда добираюсь до деревянного моста. Вернее, до того, что должно было быть деревянным мостом.
Согласна, я близорукая, но не настолько, чтобы ошибаться так сильно.
Перед моими потрясёнными глазами пустота.
Пустота, которую я никогда не смогу преодолеть одним прыжком.
Я не могу уйти.
Я застряла в этой части мира с безумцем.
ГЛАВА 3
Он привык к неисправному телефону, но сейчас не воспринимал эту проблему с обычным безразличием. Дьюк хотел позвонить Хербу и, не стесняясь в выражениях, всё ему высказать.
Пока Харрисон перемалывал чёрные, как крыло ворона мысли, Принц начал вести себя взбудоражено. Сначала Дьюк его игнорировал, нервничая из-за ловушки, устроенной агентом, но когда, несмотря на дождь, его чудн`aя свинья принялась хрюкать и ударяться носом о дверь, Харрисон понял, — что-то не так. Если бы это была собака, он уделил бы происходящему меньше внимания. Но Принц был свиньей абсолютно оригинальной, и Харрисон неоднократно задумывался, не течёт ли в его жилах голубая кровь в отличие от плебейской, которая бежала в его собственном организме.
И действительно, происходило что-то неладное. Следуя за свиньей, Харрисон достиг моста именно в тот момент, когда идиотка-репортер падала. Дождь бил яростно, и немного усилился ветер.
Мужчина сыпал проклятиями в течение десяти секунд, прежде чем спуститься, чтобы её достать. Если бы Бог существовал, он оскорбился бы от этих ужасных ругательств и отомстил, заклеймив Харрисона в неприкрытой манере.
К счастью, под мост позволяла попасть небольшая тропинка, но из-за воды она стала скользкой. Не считая течения в озере, само оно было небольшим и неглубоким, на вид как безобидная лужа, но его ублюдочное болотное сердце скрывало настоящие ловушки. Однажды погибла овца, её засосало в скрытые потоки. У одного жеребёнка был тот же финал. Дьюк сам в начале, когда ещё недооценивал враждебность природы, решил нырнуть ради глупой мысли поплавать и чуть не утонул. Вероятнее штормовой океан был более преданным врагом, чем это чёртово озеро, притворяющееся хорошим. Харрисон даже дал ему прозвище — «озеро себе на уме», намекая на его лживую кротость, скрывающую злобу шлюхи.
Необходимость столкнуться со всеми ловушками озера из-за городской идиотки, которая не знала, как поставить одну ногу перед другой, усиливало его гнев.
Достать её было нелегко. Хотя она и не оказалась непосредственно в воде, а застряла на мели, чуть выше между водой и берегом. Это не делало его задачу более удачливой. Нести её на руках, уже саму по себе толстую и ставшую ещё тяжелее из-за мёртвого веса, породило у него вспышку злого искушения оставить девушку там и «аминь».
Но он этого не сделал. Держался и выбрался таким потрёпанным, что выглядел как покрытая грязью обезьяна. В некотором смысле, Харрисон почти наслаждался своим господством над вероломством озера.