Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине
Шрифт:
— Вот, сумеешь вытесать этакую штуковину? Степан внимательно всмотрелся в чертеж.
— Попробую.
— Только не запори. Семь раз примерь, один — отрежь.
Степан принес из сарая свой красный топорик, поудобней уложил стояк, складным аршином определил размеры и принялся тесать. Дядя Вася посмотрел, понюхал табаку и, шмыгнув носом, ушел.
Дня через три балясина была готова. Артельный осмотрел ее придирчиво, измерив вдоль и поперек. Погладил, пощупал.
— Стамеской заоваливал?
— Кое-где подправлял.
— Молодцом! Не ожидал
Приближалось рождество. Многие столяры в воскресенье ходили в лавки, покупали подарки женам, детям, невестам. Вечером на квартире показывали друг другу, хвалились. Степка же, поставив на тумбу у топчана сальный огарок, читал-перечитывал, заучивал наизусть крыловские басни. Ему было обидно, что придется рождество коротать здесь, в одиночестве, но он молчал — дядя не любил, когда мастеровые жаловались, «распускали нюни».
В доме было тихо, хозяева уже улеглись спать. Дядя Вася на кухне подшивал валенки. Плотники потихоньку играли в карты.
— Эй, мастера! — негромко окликнул Степан. — Хотите басню про волка на псарне?
— Вали.
Степан подсел к ним с книжкой, стал читать шепотом.
— Ишь ты, — усмехнулся пожилой плотник, когда Степан прочитал последние строки, — ловчий-то, видать, с понятием… А ты, Степка, как смекаешь?
— Я так думаю, что нашего брата волки грызут изрядно. Особливо — волки в шинелях.
— Солдаты, что ли?
— Больше генералы да исправники… ну и урядники, конечно.
— Вон куда хватил! Думаешь, про них это писано?
— Сами кумекайте… А я так соображаю, что в басне правильный совет есть: нельзя замиряться с волками — сожрут! Надо всем народом с них шкуры драть.
— Кабы всем народом, оно бы конечно… но иди-ка, уговори мужиков… Нет, паря, ложись ты лучше спать. Утро вечера всегда мудренее…
Степан захлопнул книжку, улегся на свой топчан. «Ладно, побуду в Вятке. Когда все разъедутся, похожу по городу, может, что узнаю… про Евпиногора Ильича…»
Однако остаться одному Степану не удалось. В пятницу, перед вечером, к нему заглянул дядя Вася.
— Шабаш, Степка, собирайся домой — поедешь вместе с нами.
— Да как же так? Урядник меня живьем съест.
— Собирайся, отец записку прислал. Нет больше урядника — его самого живьем съели.
— Как? Кто это?
— А хозяин наших лесов — Михайло Иванович Топтыгин. Пошел урядник на охоту с исправником и егерем. Обложили берлогу честь-честью. Подняли зверя и того — на рогатину. Он рогатину-то сломал — и прямо на урядника. Исправник было за ружье, а тут медведица вылезает да к нему. Егерь выхватил кинжал и бросился на помощь исправнику. Пока боролись с медведицей — Топтыгин изломал урядника, голову ему отгрыз… Так что собирай пожитки, Степка, теперь тебе некого бояться.
5
Пробыв с неделю дома, Степка опять вернулся в Вятку. Работая в артели, живя среди мастеровых, из которых многие были его родичами, Степан не боялся подвоха, заводил разговоры про горькое житье, пытался пробудить в них чувства и мысли, которые волновали
— У тебя, Степка, руки золотые. Будешь ты со временем мастером первой руки. Будешь, ежели тебя твоя умная голова с пути не собьет. Ты вот нам все про зверей читаешь. Вроде перехитрить их учишь. А ведь каждый зверь тоже свое понятие имеет. И хитрости в нем больше, чем у иных людей. Вон хоть того же урядника, к примеру, взять. Думал он перехитрить медведя, ан косолапый-то оказался ловчее. Вот и за тебя я побаиваюсь. Ты ведь против каких зверей речи-то ведешь? Думаешь, мы не понимаем? Хочу я тебя упредить, Степка: лишнее говорить — себе вредить! Попадешь — не обрадуешься. Кнут не бог, а правду сыщет…
После этих слов дяди Васи Степка стал молчаливей, затосковал. Иногда отпрашивался в город и пропадал подолгу. Хотелось ему обрести новых друзей, но напрасно. И о ссыльном студенте никто ничего не знал.
Особенно затосковал Степка следующей зимой, когда по первому санному пути снова приехал в Вятку. Здесь он нашел брата Пашку, уже учившегося в только что открывшемся Вятском земском училище для распространения сельскохозяйственных и технических знаний. Он тут же пошел в училище, но вернулся расстроенный.
— Ну что? — спросил дядя Вася.
— Плохи мои дела. В училище принимают лишь с семнадцати лет.
— Нашел о чем плакаться. Молодо — зелено, гулять велено!
— Кто гулять, а кто топором махать.
— А ты на топор не ропщи, паря, топор — кормилец! С топором весь свет пройдешь.
— Я и не ропщу. Просто обидно…
— Да зимы-то много ли осталось? А лето стрелой пролетит! Пойдем трудиться, Степка, столяр да плотник — первый работник…
6
Отгорела, отполыхала осень яркими красками заката. Похолодало. Северные ветры, ярясь на просторе, сорвали с деревьев последние пожухлые листья. Началась унылая пора затяжных дождей.
Как раз в это время плотничья артель дяди Васи закончила свой наряд и Степан был отпущен в деревню.
Потолкавшись на базаре, среди телег, Степан нашел знакомого мужика из соседней деревни, который согласился его подвезти.
Выехали на другое утро. Путь предстоял немалый, а дорога была разбита, искорежена, вся в колдобинах и мочажинах.
Возница — бородатый жилистый мужик лет шестидесяти, в высокой войлочной шляпе и выгоревшем армяке из домотканого сукна — сидел на краю телеги, свесив ноги в разбитых лаптях, и жаловался на тяжелую жизнь.
Степан полулежал на сене, прикрывшись от ветра рогожей, и, слушая, жевал былинку.
— Год от году тяжелее становится мужику. Совсем замучали поборами. На каждом долги — за пять лет не расплатишься, А в нонешнем году засуха совсем крылья подрезала.
— А ты зачем, Калистратыч, в этакую непогодь в Вятку ездил?
— От нужды, паря. От большой нужды. Последнюю живность привозил продавать, чтобы хоть немного хлебушка запасти, семья-то — восемь ртов!
— Сильно погорели хлеба?