Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине
Шрифт:
— Обязательно, Василий Григорьевич.
— Ну, а товарищи надежные?
— Амосов, парень из нашего кружка, с женой, и ссыльный, Селантин.
— Селантин? Что-то я не слышал.
— Амосов ручается за него. Говорит, он знает немецкий.
— Ну что ж, подавай прошение, но надо обосновать. Давай-ка я тебе набросаю черновик
Котельников сел к столу и стал писать, говоря вслух:
«Его превосходительству, господину исправляющему должность Вятского губернатора.
Прошение.
Желая ознакомиться ближе с сельским
Проситель — государственный крестьянин Вятской губернии Орловского уезда… волости, деревни…
Степан Николаев Халтурин».
— Проставь волость, деревню, перепиши своей рукой и сам отнеси в канцелярию.
— Спасибо, Василий Григорьевич!
— Пока суть да дело, надо, брат, заниматься. За тобой хвосты. Если будет трудно, приходи — я помогу.
— Премного благодарен! — Степан поднялся, пряча бумажку.
Котельников тоже встал, протянул руку.
— Ну, прощай, Степан. Желаю тебе удачи!
9
В конце июля Степана вызвали к губернатору.
Он оделся по-праздничному, расчесал пышные волосы и явился в губернаторские хоромы этаким сказочным молодцем. Очень боялся, чтобы губернатор не отказал.
По ковровой лестнице его провели на второй этаж, в просторную приемную и, наконец, впустили в богато убранный кабинет.
Губернатор Тройницкий, молодящийся старик, с розовым пухлым лицом и седыми подусниками, сидевший за резным столом, крытым зеленым сукном, встретил его улыбкой.
— А, вот вы какой! Хорошо-с. Присаживайтесь. — Он достал с маленького столика ларец из капа и, любуясь им, спросил: — Ваша работа?
— Так точно, ваше превосходительство.
— Похвально! Весьма похвально. Что же вы думаете делать в Германии?
— Посмотреть на сельские фермы и кустарные промыслы.
— Г-м. Хорошо! Там много любопытного. Поездка может быть весьма полезна. Я забочусь о процветании Вятского края и не имею препятствий к вашей поездке. Счастливой дороги! Паспорт получите в канцелярии.
— Покорнейше благодарю, ваше превосходительство!
Степан с замиранием сердца вышел из кабинета.
10
В начале августа Степан получил полторы тысячи рублей от братьев, и они с Амосовым купили для всей компании билеты на пароход. Решено было ехать по Вятке, Каме и Волге до Нижнего, а оттуда — поездом — до Москвы.
Селантин не хотел, чтоб о его отъезде знали. Поэтому Степан заранее попрощался с друзьями, а на пристань провожать его пришел только Павел. Амосова и Наташу Павел знал раньше, Селантина увидел впервые. Этот человек не понравился ему, Худой и сутулый, с хитроватым лицом, он был юрок и слишком услужлив.
Когда
— Послушай, брат: Колька — парень-рубаха и Наташка — девка порядочная, а этого лиса — Селантина — ты опасайся. Ох, не прост человек! Кабы он хитрости какой не устроил над вами…
— Да ну, что ты, Павел… Он верный товарищ, из ссыльных. Чай, помнишь Евпиногора?
— Остерегайся Селантина. Далеко он не родня.
— Ладно, ладно! — усмехнулся Степан. — .Передай поклон нашим, скажи, чтоб не тосковали, особенно мать. Я как приеду — напишу.
Пароход заревел. Братья обнялись, поцеловались. Павел сошел на берег.
Пароход отчалил и, хлопая плицами колес по воде, медленно поплыл вниз по реке…
11
На рассвете пароход загудел. Степан вскочил и выбежал на палубу — подплывали к Орлову. Хорошо виделся крутой берег с пышными липами. И снова возник перед Степаном образ чудесной девушки… Но тут же он вздрогнул, вспомнив, как ее везли жандармы…
Простояв с полчаса, пароход опять загудел и поплыл дальше вниз, к Котельничу.
Степан стоял на палубе, жадно всматриваясь в милые сердцу места.
Вот берег стал более пологим, и Степан увидел съезд к реке, сходни для парома, шалаш перевозчика. Вспомнилось детство, поездки на покос. Сердце защемило. Совсем близко, за лесом, была родная деревня. Там жили мать, сестры, братья…
«Прощайте, родимые! Увидимся ли еще — бог весть!» — прошептал Степан и, помахав рукой, пошел в каюту, к друзьям, с которыми ему предстояло начать новую жизнь.
Глава шестая
1
Путешествие оказалось нелегким. До Нижнего добирались больше недели: три раза пересаживались с парохода на пароход. Задыхались в душных, переполненных трюмах, мокли и мерзли на палубах.
Насмотрелись, нагляделись на матушку-Русь, наслушались и песен и плача, если рассказывать — хватило бы на годы!..
Милые картины русской природы! Широкие разводья, окаймленные девственными лесами… И вдруг — сцены пьяных драк на палубе и холодящие душу, заунывные песни бурлаков, тянущих бечевой тяжелые баржи.
Случалось на больших пристанях видеть грузчиков, обутых в лапти, одетых в лохмотья, они почти бегом топали по шатким настилам, с огромными тюками хлопка и шерсти, с мешками муки и зерна, с кулями пряжи или кож. Работали с задором, как бы играючи, с ненасытной жаждой вздымать, ворочать, бросать, словно им некуда было девать недюжинную силу. Не раз видели они этих богатырей-грузчиков и после работы, валявшихся мертвецки пьяными на мостках пристаней или в тени угрюмых лабазов.
Несколько раз им попадались навстречу неуклюжие баржи с железными решетками на палубах, где, как в зверинце, сидели выползшие из трюмов, худые, заросшие бородами, в «полбашки» обритые арестанты.