Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине
Шрифт:
Иногда они махали руками и что-то кричали, а чаще всего смотрели молча, угрюмо. И это угрюмое молчание обреченных было особенно тягостно…
Когда большой волжский пароход подвалил к пристани Нижнего, началась беготня, сутолока. Степан и его друзья еле протиснулись сквозь толпу встречающих и высаживающихся. Площадь у пристани была забита телегами ломовых извозчиков, бричками и экипажами, бесчисленным множеством разного люда — от нищих до купцов, в лаковых сапогах и поддевках «аглицкого
— Что это у вас в Нижнем за столпотворение? — спросил Селантин извозчика.
— А ярмарка! Аль не знаете?
— А где бы остановиться тут?
— Свез бы за милую душу, да куда, и помыслить не могу. Все гостиницы, все постоялые дворы и частные фатеры забиты до отказу. Сказывают — больше двухсот тысяч съехалось разного народу.
— Пошли, ребята, на вокзал! — крикнул Селантин. — Может, там пристроимся где…
Во время дороги как-то само собой Селантин сделался старшим. Он был ловким, пронырливым, умел достать билеты, захватить при посадке хорошие места. Его слушались, на него надеялись. Он бывал и в Нижнем, и в Москве. Все знал, все умел.
Вокзал был небольшой, тесный и грязный. Там люди жили неделями, отгородившись друг от друга корзинами, мешками, сундуками. Все же Селантин отыскал местечко у окна. Вятичи примостились, добыли кипятку, стали закусывать.
— Хорошо бы взглянуть на ярмарку, — сказала Наташа.
— Ишь, чего захотела! — усмехнулся Селантин. — Да там заблудишься, как в лесу. Слыхать, павильонов — больше шестидесяти, а лавок, никак — тысячи полторы! А купцов-шаромыжников и жулья всякого — видимо-невидимо! — заведут, разденут, да и прирежут…
— Небось, мы тоже не лыком шиты, — огрызнулся Амосов. — Пойдем, Наташа, поглядим, а вы покараульте тут.
— Вначале бы билеты взять, — посоветовал Степан, — может, поезд вот-вот подойдет.
— Верно! — поддержал Селантин. — Пойдем, Степан, разведаем.
Степан вскочил.
— Пошли!..
Ярмарка была в самом разгаре. В Нижний поезда приходили переполненными, но уехать отсюда оказалось нетрудно. Селантин и Степан, простояв с полчаса у кассы, вернулись с билетами. Поезд отправлялся поздно вечером.
— Ну, ребята, у нас времени довольно, — сказал Селантин, — можем и на выставке побывать. Пусть Николай с Наташей идут, а мы с тобой, Степа, посидим покурим…
Оставшись со Степаном наедине, Селантин стал жаловаться, что напрасно пять лет отбухал в ссылке.
— Сейчас еду гол как сокол — не с чем на выставку идти. Но в Москве я разбогатею. У меня в Рязани тетка купчиха. Свои магазины содержит, не знает, куда деньги девать. Слезные письма писала, чтоб я приехал.
— Я могу дать взаймы.
— Знаю, Степушка, знаю. Ты последнее отдашь товарищу. А я не
Наташа и Николай вернулись довольные. Накупили обновок и всякой снеди.
— Ну что, как выставка?
— Ох, даже голова закружилась, — сказала Наташа, — описать невозможно! Идите скорей, а то не успеете осмотреть до поезда.
— Пошли, сами увидим, — позвал Селантин.
— Глядите тут в оба! — наказал Степан и пошел следом за товарищем…
Выставка сразу оглушила, закружила, увлекая в круговорот зрелищ и развлечений.
Зазывные крики сидельцев, вопли петрушек и ряженых, музыка каруселей и балаганов, выкрики цыганок-гадалок, свистки городовых, споры торгующихся — все сливалось в густой гомон, который висел над душной, потной сутолокой.
Поглазев часа два на всякую заморскую невидаль, Селантин со Степаном, ничего не купив, с трудом выбралась на площадь и, одурелые, уставшие, побрели на вокзал.
Там перекусили чем бог послал — и на поезд. Захватив свободные полки, они успокоились и тут же улеглись спать…
2
В Москве, сторговавшись с ломовиком, Селантин повез друзей в Марьину рощу, где у него были знакомые старики.
Подъехав к одноэтажному ветхому домику в четыре окна, он соскочил первым и, подойдя к резному крылечку, постучал.
Открыла подслеповатая старушка.
— Здравствуйте, Евдокия Дмитриевна! Не узнаете! Я Селантин, Федор Васильевич. Проживал у вас лет пять назад.
— Вроде бы запамятовала, уж стара стала. Много народу-то у нас перебывало.
— А помните, я еще вам шахматы подарил и Савелия Елистратыча играть обучил.
— А-а, вон вы кто! Как же, как же. Эти шахматы и сейчас живы… А Елистратыч помер, царство ему небесное… Уже третий годочек пошел.
— Жалко… душевный был человек. А я вот опять к вам.
— И, видать, не один?
— Товарищ с женой, да еще один холостой с нами.
— А надолго ли пожаловали?
— Нет, денька на два, на три, мы проездом.
— Ну-к что ж, милости просим. У меня, правда, свояченица гостит, но как-нибудь разместимся.
— Спасибо, Евдокия Дмитриевна, — поклонился Селантин и замахал товарищам, чтобы расплачивались с ломовиком и несли вещи.
Пока разместились да попили чаю, стемнело — надо было ложиться спать.
Хозяйка уступила молодым комнату свояченицы, а ее взяла к себе. Селантин и Степан устроились в столовой…
Утром, когда собирались идти за билетами, Селантин забеспокоился.
— Друзья, я уже говорил Степану, что у меня нет ни денег, ни заграничного паспорта. Однако в Рязани — богатая тетка, которая все устроила и ждет меня.