Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине
Шрифт:
«Вот заработаю немного денег и как-нибудь ночью уйду пешком в Нижний или в Казань, — размышлял Степан. — Только бы паспорт мне добыть, Пашка придет — попрошу его сходить на квартиру. Может, паспорт мой цел»…
Когда вторая неделя подходила к концу, неожиданно прямо на террасу ввалился Павел:
— Как себя чувствуешь? Не надоело скрываться?
В глазах Павла светился веселый огонек.
— Что, Пашка, паспорт принес? — обрадованно спросил он.
— Не паспорт, а полную свободу. Можешь вылезать из своей конуры —
— Всех? — удивленно переспросил Степан.
— Ну, всех или не всех, я не знаю, а только Башкиров и Котлецов вернулись. Видать, такую мелюзгу даром кормить не хотят.
— А за мной больше не приходили?
— Нужен ты им, как же. Давай выбирайся из своей берлоги и топай в училище — пора экзамены сдавать.
— Надо с дядей Васей поговорить.
— Да вон, слышишь голоса, кажется, вся артель идет на обед.
— Ты не шуми, Пашка. Ведь никто не знает, что я скрываюсь. Одному дяде Васе скажи тихонько.
— Ладно, соображу.
— Ба, гляньте-ка, ребята, агроном пришел! — усмехнулся дядя Вася, обрадованно пожимая руку племяннику. — Ну, как живешь-можешь?
— Слава богу! Все хорошо! Вот за Стенкой пришел — надо экзамены сдавать.
— Успеет… Садись-ка лучше с нами обедать… За обедом артельные говорили про деревенские
новости, про то, что надо готовиться к севу, а купчишка не отпускает… После обеда Павел улучил момент и сказал дяде Васе, что со Степкой все обошлось.
— Слава богу! — перекрестился старик. — Я-то страху натерпелся… Однако Степка мне шибко помог — почти все наличники сделал.
Он развязал кошель, вынул две красненькие и подошел к Степану.
— На, племянничек. Эти деньги ты заработал честно.
— Спасибо, дядя Вася. Выручил в беде.
— Ну-ну, хватит… Чай, не чужой… Иди с богом, да наперед оглядывайся…
5
Степан вышел вместе с братом. Павел был весел, шел насвистывая, словно ничего не случилось.
У Степана было такое ощущение, будто он вышел из тюрьмы. Заросший, с полушубком на руке, он и впрямь смахивал на освободившегося арестанта. i Было то тихое послеобеденное время, когда все в городе замирало. От притихших, вроде бы опустевших домов веяло тоской.
Павел шел легкой походкой, поскрипывая новыми сапогами.
— Ты, Пашка, ничего не слышал про Трощанского?
— Нет.
— А про Красовского?
— Нет, не слышал…
— А почему ты такой веселый сегодня?
— Как почему? Во-первых, тебя вытащил из берлоги, а во-вторых, собираюсь жениться.
— Жениться? — Степану это известие показалось столь неожиданным и странным, что он даже остановился. — На ком же?
— На Зине. На сестре Башкирова. Ты разве ее не знаешь?
— Нет. Первый раз слышу, что у него есть сестра.
— Еще какая! Завтра воскресенье, мы собираемся покататься на лодке. Зина придет с подругами. Ты забирай своего Котлецова
— В какое время?
— Под вечер. Часа в четыре. Да смотри, обязательно приходи. Надо же познакомить тебя с Зиной.
— Ладно уж…
— Не забудь гармошку.
— Возьму, если уцелела. — Степан пожал Павлу руку и свернул в переулок, к своему дому.
Николай Котлецов, с которым после неожиданной встречи на собрании у Трощанского установились самые душевные отношения, встретил Степана крепкими объятиями.
— Явился, чертушко! А я за тебя побаивался. Меня долго мытарили, хотели выудить о тебе все, что знаю.
— Что же ты?
— А я им говорю: это теленок. Он только и умеет, что мычать да хвостом вилять.
— Это я-то хвостом вилять? — посуровел Степан.
— Ну-ну, не ершись. Я не первый раз у них гостем стал — знаю, что сказать.
— Много наших схватили?
— Изрядно. Трощанского сослали в другое место. Посадили Бородина и еще человек десять.
— А Красовсюш?
— Библиотеку опечатали, а его, по-моему, оставили как приманку.
— Значит, будут шерстить еще?
— Обязательно.
— Н-да…. А у нас Пашка женится… завтра устраивает смотрины. Звал нас с тобой кататься на лодке вместе с невестой, ее братом и подругами.
— А кто братец невесты?
— Наш однокашник, Башкиров.
— Что ты? Мы вместе вшей кормили в тюрьме.
— Так что, поедем?
— Обязательно! Попробуем жандармам пустить пыль в глаза. Может, получится….
В назначенное время Степан и Николай Котлецов пришли к Павлу, который представил их невесте — смуглой, веселой девушке, с черными озорными глазами. Скоро подошли ее подруги с Николаем Башкировым.
Немного выпив и закусив, вся компания спустилась к воде. В большой лодке, под звуки гармошки, поплыли вверх по реке.
Солнце грело так усердно, что даже на воде было жарко. Сидевший на корме Котлецов снял пиджак и, правя на середину реки, подмигнул Степану.
— Ну-ка, затянем любимую.
Степан взял аккорд с переборами, а Николай завел старательно;
— Много песен слыхал я в родной стороне,
В них про радость, про горе мне пели,
Но из песен одна в память врезалась мне,
Это песня рабочей артели.
Тут Николай взмахнул кудрявой годовой, и все дружно грянули:
— Эх, дубинушка, ухнем!
Эх, зеленая, сама пойдет, сама пойдет,
Подернем, подернем,
Да ухнем!
Жандарм, дежуривший на пристани, подбежал к перилам и, что-то крича, погрозил кулаком. Но его угроза не могла остановить залихватской, призывной песни…
Домой возвращались, когда стемнело. Чтоб не попадаться на глаза полиции, высадились, не доезжая причала, а лодку повел один Башкиров. В гору шли неторопливо. Поднявшись, сидели на скамейке в городском саду, поджидая Башкирова.